Поэтические отголоски
Иван Бунин

«Люди совсем не одинаково чувствительны к смерти. – говорит Бунин устами своего героя в «Жизни Арсеньева», – Есть люди, что весь век живут под ее знаком, с младенчества имеют обостренное чувство смерти (чаще всего в силу столь же обостренного чувства жизни) <...> Вот к подобным людям принадлежу и я. («Жизнь Арсеньева», С. 26).

Учитывая это «обостренное чувство смерти», уже можно предположить, что судьба Лохвицкой не осталась им незамеченной.

Внимательное рассмотрение поэзии Бунина позволяет увидеть ряд параллелей. Прежде всего, это романтическая тема ранней женской смерти. Трудно сказать, имеют ли связь с поэзией Лохвицкой ранние стихи Бунина (как, например, «Эпитафия"), хотя сходство лирических героинь несомненно, но после того, как предчувствия лирической героини Лохвицкой разрешились смертью самой поэтессы, аллюзии к ней у Бунина стали более ощутимы.

Бунин был человеком очень закрытым и не любил выставлять напоказ свои чувства. Его лирический герой, как правило, растворяется в изображаемой картине, и очень редко говорит о своих чувствах. По свидетельству Галины Кузнецовой, писатель признавался, что наиболее исповедально звучащие его стихотворения – такие как «Свет незакатный», «Морфей» – на самом деле есть нечто общее, навеянное извне. Так ли это на самом деле?

Поэзия Бунина больше задает вопросов, чем дает ответов. Но все-таки почему он так упорно возвращался к этой теме потерянной возлюбленной, и почему в стихах использовал узнаваемые сочетания лучших стихотворений Лохвицкой: «венок из огненного мака», «час полуденный», «свет незакатный"? А стихотворение о звезде Мире с рифмовкой «Мира» – «Пирра» – неужели могло не вызвать воспоминания о ней? И почему с такой неприязнью до конца своих дней относился Бунин к Бальмонту, с которым дружил в 90-е гг.? Почему, наконец, портрет Лики в «Жизни Арсеньева» он нарисовал почти теми же словами, какими описал Лохвицкую в воспоминаниях? Оговорюсь сразу: это наблюдение не отменяет других прототипов. Понятно, что чисто-биографически Лика «Жизни Арсеньева» – это Варвара Пащенко. Но все же смерть героини романа сильно смещает акценты по сравнению с реальной жизненной коллизией. Не случайно сам Бунин говорил, что «Лика вся вымышлена». И не Лохвицкая ли видится в портрете «гимназистки с радостными, поразительно-живыми глазами» – Оли Мещерской, героини рассказа «Легкое дыхание"? Или в «восточной красавице» – героине «Чистого понедельника"?

Словом, создается впечатление, что произведения Бунина говорят намного больше, чем сам он произносил вслух.

См. также раздел «Воспоминания»

 ЭПИТАФИЯ

Я девушкой, невестой умерла.
Он говорил, что я была прекрасна,
Но о любви я лишь мечтала страстно, -
Я краткими надеждами жила.

В апрельский день я от людей ушла,
Ушла навек, покорно и безгласно -
И все ж жила я в мире не напрасно:
Я для его любви не умерла.

Здесь, в тишине кладбищенской аллеи,
Где только ветер веет в полусне,
Все говорит о счастье и весне.

Сонет любви на старом мавзолее
Звучит бессмертной грустью обо мне,
И небеса синеют вдоль аллеи.

1902

Ср. стих. «Элегия»,
«Я хочу умереть молодой...»

 ПОРТРЕТ

Погост, часовенка над склепом,
Венки, лампадки, образа
И в раме, перевитой крепом,
Большие ясные глаза.

Сквозь пыль на стеклах, жарким светом
Внутри часовенка горит.
"Зачем я в склепе, в полдень, летом?"
Незримый кто-то говорит.

Кокетливо-проста прическа
И пелеринка на плечах...
А тут повсюду капли воска
И банты крепа на свечах,

Венки, лампадки, пахнет тленьем...
И только этот милый взор
Глядит с веселым изумленьем
На этот погребальный вздор.

Март, 1903?

 ОКЕАНИДЫ

В полдневный зной, когда на щебень,
На валуны прибрежных скал,
Кипя, встает за гребнем гребень,
Крутясь, идет за валом вал, -

Когда изгиб прибоя блещет
Зеркально-вогнутой грядой
И в нем сияет и трепещет
От гребня отблеск золотой, -

Как весел ты, о буйный хохот,
Звенящий смех Океанид,
Под этот влажный шум и грохот
Летящих в пене на гранит!

Как звучно море под скалами
Дробит на солнце зеркала
И в пене, вместе с зеркалами
Клубит их белые тела!

<1903–1905>
Ср. стих. «Вампир»,
«Нереида».

 МИРА

Тебя зовут божественною, Мира,
Царицею в созвездии Кита.
Таинственна, как талисманы Пирра,
Твоей недолгой жизни красота.

Ты, как слеза, прозрачна и чиста,
Ты, как рубин, горишь среди эфира,
Но не за блеск и дивные цвета
Тебя зовут божественною, Мира.

Ты в сонме звезд, среди ночных огней,
Нежнее всех. Не ты одна играешь,
Как самоцвет: есть ярче и пышней.

Но ты живешь. Ты меркнешь, умираешь -
И вновь горишь. Как феникс древних дней,
Чтоб возродиться к жизни – ты сгораешь.
<1903?>

 ПЕЧАЛЬ

На диких скалах, среди развалин -
Рать кипарисов. Она гудит
Под ветром с моря. Угрюм, печален
Пустынный остров, нагой гранит.

Уж берег темен – заходят тучи.
Как крылья чаек, среди камней
Мелькает пена. Прибой все круче,
Порывы ветра все холодней.

И кто-то скорбный, в одежде темной,
Стоит над морем... Вдали – печаль
И сумрак ночи...

<1903–1906>
Ср. стих. «Энис-эль-Джеллис»
ср. также размер стихотворений «Вакхическая песня» и др.,

 БЕЛЫЕ КРЫЛЬЯ

В пустыне красной над пророком
Летел архангел Гавриил
И жгучий зной в пути далеком
Смягчал сияньем белых крыл.

И я в пути, и я в пустыне.
И я, не смея отдохнуть,
Как Магомет к святой Медине,
Держу к заветной цели путь.

Но зной не жжет – твоим приветом
Я и доныне осенен:
Мир серебристым, нежным светом
Передо мною напоен.

<1903–1906>
Ср. стих. «Крылья»,
«Остров счастья».

 МАНДРАГОРА

Цветок Мандрагора из могил расцветает,
Над гробами зарытых возле виселиц черных.
Мертвый соками тленья Мандрагору питает -
И она расцветает в травах диких и сорных.

Брат Каин, взрастивший Мандрагору из яда!
Бог убийцу, быть может, милосердно осудит.
Но палач не убийца: он – исчадие ада,
И цветок, полный яда, Бог тебе не забудет.
<1906–1907>
Ср. стих. Бальмонта «Белладонна»,
«Красный цвет».

 ПАМЯТИ

Ты мысль, ты сон. Сквозь дымную метель
 Бегут кресты — раскинутые руки.
Я слушаю задумчивую ель —
Певучий звон… Всё — только мысль и звуки!
То, что лежит в могиле, разве ты?
Разлуками, печалью был отмечен
Твой трудный путь. Теперь их нет. Кресты
Хранят лишь прах. Теперь ты мысль. Ты вечен.
<1906—1911>

 БОГОМ РАЗЛУЧЕННЫЕ

В ризы черные одели, -
И ее в свой срок отпели,
Юную княжну.
Ангел келью затворил ей,
Старец-схимник подарил ей
Саван, пелену.

Дни идут. Вдали от света
Подвиг скорбного обета
Завершен княжной.
Вот она в соборе, в раке,
При лампадах, в полумраке,
В тишине ночной.

Смутны своды золотые,
Тайно воинства святые
Светят на стенах,
И стоит, у кипарисной
Дивной раки, с рукописной
Книгою, монах.

Синий бархат гробно вышит
Серебром... Она не дышит,
Лик ее сокрыт...
Но бледнеет он, читая,
И скользит слеза, блистая,
Вдоль сухих ланит.

Ср. стих. «Мы, сплотясь с тобою...»
25.I.16

 ЭПИТАФИЯ

На земле ты была точно дивная райская птица
На ветвях кипариса, среди золоченых гробниц.
Юный голос звучал, как в полуденной роще цевница,
И лучистые солнца сияли из черных ресниц.

Рок отметил тебя. На земле ты была не жилица,
Красота лишь в Эдеме не знает запретных границ.

19.IX.17

 СВЕТ НЕЗАКАТНЫЙ

Там, в полях, на погосте,
	В роще старых берез,
Не могилы, не кости -
	Царство радостных грез.
Летний ветер мотает
	Зелень длинных ветвей -
И ко мне долетает
	Свет улыбки твоей.
Не плита, не распятье -
	Предо мной до сих пор
Институтское платье
	И сияющий взор.
Разве ты одинока?
	Разве ты не со мной
В нашем прошлом, далеком,
	Где и я был иной?
В мире круга земного,
	Настоящего дня,
Молодого, былого
	Нет давно и меня!

Ср. стих. «В скорби моей»,
также – слова Клары в драме «Бессмертная любовь":
"Молись сестра, дабы увидеть свет,
Неугасимый, незакатный, вечный..."

24.IX.17

 ПОТЕРЯННЫЙ РАЙ

У райской запретной стены,
В час полуденный,*
Адамий с женой Евой скорбит:
Высока, бела стена райская,
Еще выше того черные купарисы на ней,
Густа, ярка синь небесная;
На той ли стене павлины сидят,
Хвосты цветут ярью-зеленью,
Головки в зубчатых венчиках;
На тех ли купарисах птицы вещие
С очами дивными и грозными,
С голосами ангельскими,
С красою женскою,
На головках свечи восковые теплятся
Золотом-пламенем;
За теми купарисами пахучими –
Белый собор апостольский,
Белый храм в золоченых маковках,
Обитель отчая
Со духи праведных,
Убиенных антихристом:
— Исусе Христе, миленький!
Прости душу непотребную!
Вороти в обитель отчую!

12.IX.19
Ср. стих. «В час полуденный».
Ср. стих. Бальмонта «Ангел встреч».

 МОРФЕЙ

Прекрасен твой венок из огненного мака,*
Мой Гость таинственный, жилец земного мрака.
Как бледен смуглый лик, как долог грустный взор,
Глядящий на меня и кротко и в упор,
Как страшен смертному безгласный час Морфея!

Но сказочно цветет, во мраке пламенея,
Божественный венок, и к радостной стране
Уводит он меня, где все доступно мне,
Где нет преград земных моим надеждам вешним,
Где снюсь я сам себе далеким и нездешним,
Где не дивит ничто – ни даже ласки той,
С кем Бог нас разделил могильною чертой.

26.VII.22.
* Ср. стих. «Грезы бессмертия».

 ИСКУШЕНИЕ

В час полуденный, зыбко свиваясь по Древу,
Водит, тянется малой головкой своей,
Ищет трепетным жалом нагую смущенную Еву
Искушающий Змей.
И стройна, высока, с преклоненными взорами, Ева,
И к бедру ее круглому гривою ластится Лев,
И в короне Павлин громко кличет с запретного Древа
О блаженном стыде искушаемых дев.

1952

P.S. По древним преданиям, в искушении
Евы участвовали Лев и Павлин.

Ср. стих. «В час полуденный».