Рецензии, Литературоведческие статьиКак показывают наблюдения, разделы нашего сайта, посвященные И.А. Бунину («Воспоминания»; «Поэтические отголоски»), принадлежат к числу наиболее посещаемых. В связи с этим я решила поместить на сайт свою статью, опубликованную в сборнике «Материалы международной научной конференции, посвященной 70-летию присуждения И.А. Бунину Нобелевской премии». (Орел. 2003. С. 4447). Возможно, кому-то она поможет сфокусировать внимание на параллелях в творчестве двух авторов. Бунин и Мирра Лохвицкая: пересечение путей в жизни и творчестве.Среди литературных воспоминаний Бунина, в целом известных своей язвительностью и беспощадностью оценок, резко выделяется небольшой фрагмент, посвященный поэтессе Мирре Александровне Лохвицкой (18691905). Бунин называет воспоминание о ней «одним из самых приятных». Действительно, ни о ком из литераторов своего поколения он не писал с такой теплотой. Свои отношения с поэтессой Бунин именует «приятельством», однако внутренне их отношения были, несомненно, более значимы, чем то, что обычно называется этим словом. История их знакомства заслуживает пристального внимания уже потому, что образ, запечатленный в мемуарном отрывке, – как нетрудно заметить, – очень напоминает любимых героинь художественной прозы Бунина. Для примера сравним портретные детали, которые Бунин подмечает у Лохвицкой, с теми, которыми он наделяет Лику в «Жизни Арсеньева». Манера общения, разговораМИРРА ЛОХВИЦКАЯ:* …Никогда не говорит… с поэтической томностью, а напротив, болтает очень здраво, просто… …Она тотчас же весело начала… ЛИКА: Почему мой выбор пал на Лику? Оболенская была не хуже ее. Но Лика, войдя, взглянула на меня дружелюбней и внимательней, заговорила проще и живей, чем Оболенская… (VI, 184) Внешность, одеждаМИРРА ЛОХВИЦКАЯ:…И все в ней было прелестно – звук голоса, живость речи, блеск глаз, эта милая легкая шутливость. Она и правда была тогда совсем молоденькая и очень хорошенькая. Особенно прекрасен был цвет ее лица, – матовый, ровный, подобный цвету крымского яблока. На ней было что-то нарядное, из серого меха, шляпка тоже меховая. И все это было в снегу, в крупных белых хлопьях, которые валили, свежо тая на ее щеках, на губах, на ресницах… ЛИКА: На ней был серый костюм, серая беличья шапочка… и все в комнате сразу радостно наполнилось ее морозной молодой свежестью, красотой раскрасневшегося от мороза и движения лица. (VI, 211) … И все-таки, приходя по утрам в редакцию, я все радостней, родственней встречал на вешалке ее серую шубку, в которой была как бы сама она, какая-то очень женственная часть ее… Она подбегала, вся точно совсем новая, с прохладными душистыми руками, с молодым и особенно полным после крепкого сна блеском глаз, поспешно оглядывалась и целовала меня. Так же забегала она порой ко мне в гостиницу, вся морозно пахнущая мехом шубки, зимним воздухом. Я целовал ее яблочно-холодное лицо… (VI, 219) ПривычкиМИРРА ЛОХВИЦКАЯ: …большая домоседка, по-восточному ленива: часто даже гостей принимает лежа на софе в капоте… ЛИКА: В ее комнате тоже было тесно, она … была тиха, тепла, хорошо убрана; в сумерки в ней топилась печка, она же умела лежать в подушках дивана удивительно приятно, вся сжавшись и подобрав под себя свои на редкость хорошенькие туфельки… (VI, 215). Известно, что Лика – образ «синтетический». Об этом говорил сам Бунин, это же признавала В.Н. Муромцева. В «Жизни Бунина» она упоминает о Лохвицкой, подчеркивая, что Бунин «всегда восхищался ею». Она расценивает их отношения как «нежную дружбу» . То, что писатель придает идеальной возлюбленной внешние черты сходства с нравившимся ему обликом литературной знакомой, само по себе не удивительно. Однако в образе Лики видятся и другие аналогии с индивидуальными особенностями Лохвицкой. Заметим, кстати, что само поэтическое имя «Мирра» образовано из обычного «Мария», – точно так же как «Лика» у Бунина получилась из «Гликерии». В мемуарах Бунин воспроизводит свой первый диалог с поэтессой, который также сопоставим с разговорами о литературе из «Жизни Арсеньева». ЛОХВИЦКАЯ И БУНИН: Послушайте, а про мужиков это тоже вы пишете? Я не про одних мужиков пишу. Но все-таки – вы? Я. Зачем? А почему же не писать и про мужиков? Ну вот! Пусть себе живут и пашут, нам-то что до них? Удивительнее всего то, что за них тоже, говорят, платят. Вам сколько платят? Рублей семьдесят пять, восемьдесят за лист. Боже мой! А за стихи сколько? Полтинник за строчку… Как? А почему же мне всего четвертак?.. Значит, я хуже вас? ЛИКА И АРСЕНЬЕВ Послушай, это изумительно! – восклицал я, – «Уноси мою душу в звенящую даль, где, как месяц над рощей, печаль!» Но она изумления не испытывала. Да, это очень хорошо, – говорила она, уютно лежа на диване, подложив обе руки под щеку, глядя искоса, тихо и безразлично. – Но почему «как месяц над рощей»? Это Фет? У него вообще слишком много описаний природы. Я негодовал: описаний! – пускался доказывать, что нет никакой отдельной от нас природы… Она смеялась: Это только пауки, миленький, так живут!… (VI, 213) Ну, миленький, о чем же тут писать! Что ж все погоду описывать! (VI, 216) Казалось бы, в обоих случаях собеседницы обнаруживают полное непонимание сути творческих исканий главного героя. Заметно также, что Лохвицкая смотрит на Бунина чуть свысока. Однако он, как обычно считается, весьма обидчивый и неотходчивый, с нежностью вспоминает ее слова. И дело, видимо, не только в том, что они исходили из уст очаровательной женщины. Эти мысли для него важны, – отчего он и выстраивает сходный диалог в романе. Лохвицкую обычно считают неглубоким автором, – но это неверно. Свои представления о целях творчества она ясно выразила уже в 20-летнем возрасте: …Как хорошо вокруг… Зачем же грустно мне? Должно быть, счастья нет ни в розах, ни в луне, Ни в трелях соловья, ни в грезах вдохновенья. Должно быть, есть другой, могучий талисман, Не бледная мечта, не призрачный обман, А жизни вечный смысл, и цель, и назначенье. (Сонет IV – I,160***) Несколькими годами позже она писала, что разделяет все понятия на две категории: «К одной я бы отнесла такие слова как: приход, расход, большой шлем, акция, облигация и проч. К другой: жизнь, смерть, восторг, страдание, вечность…» . Поэзия Лохвицкой чужда социальной проблематики, редки у нее и чисто пейзажные зарисовки. Основные ее темы – любовь и смерть. Они же доминируют в позднем творчестве Бунина. Видимо, с годами ее убеждения становились ему все ближе: предметом внимания писателя должны быть не «мужики» и не «погода», а «жизни вечный смысл, и цель, и назначенье»****. Явные отголоски лирики Лохвицкой порой слышатся в стихах Бунина. Приведем лишь несколько примеров, – но ими параллели не исчерпываются. ЛОХВИЦКАЯ «Разбитая амфора» (1897, II, 73) Где снегом увенчаны горы И солнце палит горячо Под гнетом тяжелой амфоры Устало нагое плечо… Встреча (1922, VIII, 19): БУНИН: Ты на плече, рукою обнаженной От зноя темной и худой, Несешь кувшин из глины обожженной, Наполненный тяжелою водой… ЛОХВИЦКАЯ: «Энис-эль-Джеллис»: … Разрушена башня, на темной скале, Безмолвный стоит кипарис, Убитая, дремлет в холодной земле Рабыня Энис-эль-Джеллис. (1898–1900, III, 64) «Печаль» БУНИН: На диких скалах среди развалин Рать кипарисов, она гудит Под ветром с моря. Угрюм, печален, Пустынный остров, нагой гранит… И кто-то скорбный в одежде темной Стоит над морем Вдали печаль И сумрак ночи… (I,239) (Напечатано в 1906 г.; уже после смерти Лохвицкой. Размер – излюбленный ею «ямбический диметр"). ЛОХВИЦКАЯ: Молись сестра, дабы увидеть свет Неугасимый, незакатный, вечный… (драма «Бессмертная любовь», 1900, IV,220). Редкое определение «незакатный» встречается у Лохвицкой 5 раз. БУНИН: «Свет незакатный» …И ко мне долетает Свет улыбки твоей… (1916 г. – I, 445). ЛОХВИЦКАЯ: «В час полуденный» Бойтесь, бойтесь в час полуденный выйти на дорогу, В этот час уходят ангелы поклоняться Богу, Духи злые, нелюдимые, по земле блуждая, Отвращают души праведных от преддверья рая… (18981900, II,68) Тема «искушения полуденного часа» присутствует и в других стихах. БУНИН: «Потерянный рай» У райской запретной стены В час полуденный, Адамий с женой Евой скорбит… (1919 г., VIII, 10) «Искушение» В час полуденный, гибко свиваясь по древу, Водит, тянется малой головкой своей, Ищет трепетным жалом нагую, смущенную Еву Искушающий змей… (1952, VIII, 25) Как личность, Мирра Лохвицкая таила в себе неразгаданную духовную загадку. Поэтесса с внешностью восточной красавицы, казавшаяся современникам «чудесным тропическим цветком», «заброшенным в тусклые будни окоченевшего севера» ; прославившаяся своими «жгучими», волнующими воображение стихами о любви, и вместе с тем – «самая целомудренная замужняя дама Петербурга»; молодая женщина, жаждавшая полноты жизни – и с удивительным смирением, без ропота и страха, – насколько можно судить по ее последним стихам, – встретившая смерть. Читателям хотелось думать, что ее девиз: «Это счастье – сладострастье». Но для нее важнее было другое: «Несу я бессмертную душу, \\ Ее же представлю на Суд» («Святое пламя», V,7). «Она явилась странным сочетанием земли и неба, плоти и духа, греха и порыва ввысь, здешней радости и тоски о «блаженстве нездешней стороны», о «грядущем царстве святой красоты» – так охарактеризовал ее критик А. Измайлов . Та же парадоксальность присуща многим женским образам Бунина. Так, героиня «Чистого понедельника» – тоже молодая женщина с внешностью восточной красавицы, – среди рассеянной богемной жизни вынашивает в душе мысль об уходе в монастырь, а пришедшую любовь воспринимает как искушение: «Змий в естестве человеческом, зело прекрасном». По-иному парадоксальна судьба героини «Легкого дыхания»: «Как совместить с этим чистым взглядом то ужасное, что соединено теперь с именем Оли Мещерской?..» Но разве не тот же вопрос: как совместить столь обаятельный биографический образ Мирры Лохвицкой с ее неприятной репутацией «вакханки», и «ведьмы»? Надо сказать, что «легкость» была и ее отличительным качеством: «Да, боги любили Мирру, оттого и песнь ее лилась с несравненной мелодической грацией и легкостью – «Легкою стопой приближается божественное» – писал Вячеслав Иванов . А сказанные о ней слова Немировича-Данченко: «Жизнь ее оборвалась рано, внезапно и трагически,» приложимы ко многим бунинским героиням. Представляется, что сквозь призму дружбы с Миррой Лохвицкой понятнее становятся как некоторые аспекты собственного мировоззрения Бунина, так и перипетии его отношений с другими писателями–современниками . * Бунин И.А. Собр. Соч. в 9-ти тт, т. 9, с. 289290. Далее римской цифрой обозначается том, арабской – страница. ** Муромцева-Бунина В.Н. Жизнь Бунина. М., 1989, с. 153. ***Здесь и далее ссылки на издание: Лохвицкая-Жибер М.А. Стихотворения. тт. 1-5, СПб., 19001904). Римской цифрой указывается том, арабской – страница. **** Из письма к А.Л. Волынскому. – См: Минувшее, т. 17, М.– СПб, 1994, с. 238. |