Разделы:

Новости:

Поиск по сайту:

Ссылки:

Партнеры:

Наша кнопка:

Счетчики:

Информация:

Поэтические отголоски
Константин Бальмонт

Стихотворная перекличка Бальмонта и Лохвицкой охватывает сотни стихотворений. Мы выбираем только те стихотворения поэта, в которых содержатся явные аллюзии на сочинения Лохвицкой, или те, явные аллюзии на которые есть у нее.

Надо отметить, что оба поэта с равной частотой откликались на голос друг друга, поэтому не так важно, кто употребил тот или иной образ, мотив или стихотворный размер первым. В ходе переклички поэты «присваивают» образы друг друга. Так, например, символический образ луны появляется у Бальмонта еще в первом его сборнике «Под северным небом», но, подхваченный Лохвицкой, он постепенно приобретает новую смысловую нагрузку и становится знаком диалога с ней.

Важнее то, что стихи двух поэтов складываются в единый диалог, вне которого многие стихотворения каждого из них просто непонятны. Так, несомненные пары составляют, например, стихотворения «Мой возлюбленный» Лохвицкой и «Однодневка» Бальмонта, ее «Во ржи» и его «Сны"; одноименные стихотворения обоих поэтов «Нереида», «Красный цвет». Иногда одна тема развивается на протяжении нескольких стихотворных реплик: стихотворение Лохвицкой «В саркофаге» является откликом на бальмонтовский перевод «Аннабель Ли», он, в свою очередь, отвечвает стихотворениями «Венчание», «Неразлучимые», позднее – «Заклятые», а еще много лет спустя – стихотворением «Белый луч».

Во многих стихах используются сквозные образы: лебедь, лилия, русалка, красные цветы, гроза, дурман, колдунья, горбун и т.д. Часто знаком переклички служит само сочетание цветов: изумрудный – рубиновый (или зеленый – красный); золотой – красный – голубой. Повторяются имена: Джамиле (вариант: Джемали), Светлана. В некоторых случаях повторяются ключевые выражения, смысл которых до конца был понятен только самим поэтам: «бессмертная любовь», «злые чары», «До свидания», «Мы говорим на разных языках». Стихотворения Бальмонта могли иметь посвящения другим людям – тем не менее использование в них образов Лохвицкой очевидно, очевидно и продолжение диалога с ней.

Целый ряд ключевых образов заимствован из переведенной Бальмонтом пьесы Г. Гауптмана «Потонувший колокол": утопленница на дне среди лилий, мотив сбрасывания с высоты и т.д.

Нередко знаком переклички служит употребление стихотворного размера, ранее использованного другим поэтом. Наиболее заметные размеры – четырехстопный ямб с цезурным наращением (по типу «Я вольный ветер, я вечно вею"), четырехстопный хорей с мужскими рифмами ("В дымке нежно-золотой"), четырехстопный анапест ("Что такое весна? Что такое – Весна?"), сверхдлинные размеры, такие, как восьмистопный хорей и т.п.

В совокупности перекличка представляет собой «роман в стихах» – уникальный в русской, а возможно и мировой литературе. В романе есть завязка, кульминация, развязка и даже эпилог – причем все это писалось не по взаимному уговору, а постепенно складывалось само собой. Первоначальная взаимная нежность и восторги сменяются враждой и непониманием, отчуждением, порой доходящим до ненависти, а оканчивается история – прощением, покаянием и вечной памятью о том, что было светло.

Представление о Лохвицкой как о «вакханке», свободной в связях, возникло в значительной мере на основании посвященных ей стихов Бальмонта. Между тем, по стихам же можно понять, что главная причина конфликта – отказ героини воплотить в жизнь то, что пережито в мечтах и воспето в стихах.

Вторая жена Бальмонта, Е.А. Андреева-Бальмонт, в своих воспоминаниях о муже писала, что не знает ни одного его романа, который кончился бы сколько-нибудь трагически. «Роман в стихах» имеет трагическую развязку, которой в жизни соответствует реальная смерть Лохвицкой, причем смерть, прежде всего, от «нарушенного равновесия духа».

В сущности, стихотворных обращений к ней Бальмонта было достаточно, чтобы ввергнуть ее в состояние тяжелой депрессии. В самом деле, что должна была чувствовать женщина, если на протяжении шести-семи лет она непрерывно получала в свой адрес признания, уговоры, угрозы человека, которого любила сама? В стихах его натиску соответствуют ее мольбы о пощаде, его торжеству – ее отчаяние, угрозам – ужас, а в ее кошмарах на разные лады повторяется ключевое выражение: «злые чары».

Особо следует сказать о стихах Бальмонта, написанных после смерти Лохвицкой и связанных с ее памятью. Их – множество (приходилось читать, что их три – я бы сказала, все триста тридцать три). Можно даже сказать, что есть целые сборники, в которых центральное место занимает утраченная возлюбленная (например, «Зеленый вертоград» – реконструкция рая, где живет некая «сестра» и «Дева Мария"). Нередко на перекличку указывают названия сборников ("Зарево зорь» – отсветы недавнего «красного расцвета"; «Птицы в воздухе» – несомненная аллюзия на «пару белых голубей"). Эта утраченная возлюбленная опять-таки не столько биографическая Мирра Лохвицкая, сколько ее лирическая героиня (хотя после смерти поэтесса как бы слилась со своим лирическим двойником). Попытки представить в этой роли Е.А. Андрееву, по-видимому, являются заблуждением, хотя сама она, несомненно, желала видеть себя в ней (для Бальмонта она много значила, о чем он неоднократно и определенно заявлял в прозе, но все же «своей Беатриче» он называл ее скорее в утешение). В поэтическом мире Бальмонта – или точнее в общем поэтическом мире Бальмонта и Лохвицкой – ее роль столь же периферийна, сколь периферийна роль Лохвицкой в бытовой жизни поэта. В противном случае остается только недоумевать: почему поэт, воспевая свою «Беатриче», не может обойтись без образов, символов и стихотворных размеров, введенных в обиход (или «присвоенных") ее соперницей? Ситуация прямо-таки комическая! Неужели столь сильна его чисто-литературная зависимость от стиля Лохвицкой? И кого к чьей «школе», в таком случае, следует причислять?

Собственные воспоминания Андреевой нельзя считать объективными – у нее были сугубо личные причины замалчивать имя Лохвицкой. Достаточно обратиться к опубликованным в 2008 г. воспоминаниям М.Н. Семенова «Вакх и сирены», где рассказывается о свадьбе Бальмонта и Андреевой: «Невеста ожидала в церкви, а жених, приехав на тройке в компании поэтессы М. Лохвицкой, уже на пороге церкви никак не мог вырваться из страстных прощальных объятий». Повествование Семенова несколько гротескно и это, судя по всему, не свидетельство очевидца, а лишь передача того, что сам он слышал, так что, скорее всего, в жизни все выглядело менее экспрессивно, но сам факт появления поэтессы на этой свадьбе (если он не выдуман) весьма красноречив.

В последние годы возникали дискуссии на тему «а был ли роман?». Бальмонтоведы, вслед за Т.Ю Шевцовой склонны считать, что было исключительно «литературное сотрудничество» и что оба поэта всего лишь «творили миф» о своей любви. После публикации материалов Ф.Ф. Фидлера эта версия, несомненно, отпадает. Роман существовал в реальности, хотя слишком доверять словам Бальмонта оснований тоже нет. Очевидно, что за такое «мифотворчество», каковое он развивает перед Фидлером, в дореволюционной России могли вызвать на дуэль, в послереволюционной попросту били морду (извиняюсь за это отпадение от литературоведческого стиля). Слова его, независимо от степени их истинности, можно объяснить лишь страстью и досадой. Примечательна и последняя запись Фидлера на эту тему (в конце 1913 г.): «О Мирре Лохвицкой Бальмонт сказал, что любил ее и продолжает любить до сих пор: ее портрет сопровождает его во всех путешествиях». Ср. «Светлые следы моего чувства к ней и ее чувства ко мне ярко отобразились и в моем творчестве и в творчестве ее» (очерк «На заре"). Или из письма к Дагмар Шаховской, об Измаиле Жибере: «сын Лохвицкой, моей Мирры Лохвицкой... он напомнил мне ту Мирру Лохвицкую, которая была страстно нежна со мной». Какие и чьи еще нужны свидетельства реальности чувств? Да, литературный миф, творимый поэтами, тоже был – со всей его мифологической атрибутикой – но в основе его лежали сильные и глубокие подлинные чувства.

Почему Бальмонт не оставил явного ключа к своему поэтическому миру? Причины могут быть различны. Во-первых, эстетика символизма не предполагает общепонятности символов. Во-вторых, поэта, по-видимому, мучил (не безосновательно!) комплекс вины и он пытался средствами поэзии исправить непоправимое, но заявлять об этом открыто не мог.

Тем не менее предоставляем читателю судить, в какой степени стихи двух поэтов отражают жизненную коллизию, а в какой являются «литературой». Во всяком случае, если это и «литература», то – хорошая.

СОДЕРЖАНИЕ:

ТРИ РАСЦВЕТА (драма)

ЭДГАР ПО. АННАБЕЛЬ ЛИ (Пер. К. Бальмонта)

СБ. «В БЕЗБРЕЖНОСТИ"

«Вечер. Взморье. Вздохи ветра...»

Сб. «ТИШИНА"

(Из цикла «МЕРТВЫЕ КОРАБЛИ")

«Солнце свершает...»

(Из цикла «СНЕЖНЫЕ ЦВЕТЫ")

«Я вольный ветер, я вечно вею...»

«Золотая звезда над Землею в пространстве летела...»

БЕЛЫЙ ЛЕБЕДЬ

Цикл «В ДЫМКЕ НЕЖНО-ЗОЛОТОЙ"

1. Я ЗНАЛ

2. НЕМАЯ ТЕНЬ

3. ОДНОДНЕВКА

4. ИЗ-ЗА ДАЛЬНИХ МОРЕЙ

5. НЕТ И НЕ БУДЕТ

6. ДО ПОСЛЕДНЕГО ДНЯ

В ПРОСТРАНСТВАХ ЭФИРА

КРЫМСКАЯ КАРТИНКА

АМАРИЛЛИС

ЗИМНИЙ ЛАНДЫШ

Сб. «ГОРЯЩИЕ ЗДАНИЯ» (1900)

(ИЗ ЦИКЛА «ОТСВЕТЫ ЗАРЕВА")

КРАСНЫЙ ЦВЕТ

«Я сбросил ее с высоты...»

«Я хотел бы тебя заласкать вдохновением...»

«Я люблю далекий след — от весла...»

СРЕДИ КАМНЕЙ

БЕЛЛАДОННА

ЧАРЫ МЕСЯЦА

(ИЗ ЦИКЛА «ВОЗЛЕ ДЫМА И ОГНЯ")

«Мы начинаем дни свои...»

СБ."БУДЕМ КАК СОЛНЦЕ"

«Я в этот мир пришел, чтоб видеть Солнце...»

«Будем как Солнце! Забудем о том...»

ВОЛЯ

SIN MIEDO

НА РАЗНЫХ ЯЗЫКАХ

ЦИКЛ «ЗАЧАРОВАННЫЙ ГРОТ»

1. «О, Сафо, знаешь только ты...»

2. «Жизнь проходит,— вечен сон...»

3. ОТПАДЕНИЯ

4. МОЕ ПРИКОСНОВЕНЬЕ

5. «Мой милый!— ты сказала мне...»

6. УТРЕННИК

7. «Я тебя закутаю...»

8. АРУМ

9. ХОТЬ РАЗ

10. АНИТА

11. СЛИЯНИЕ

12. РУСАЛКА

13. «Я ласкал ее долго, ласкал до утра...»

14. КОЛДУНЬЯ ВЛЮБЛЕННАЯ

15. ИГРАЮЩЕЙ В ИГРЫ ЛЮБОВНЫЕ

16. НЕРЕИДА

17. «Я больше ее не люблю...»

18. «Да, я люблю одну тебя...»

19. ХОЧУ

20. «Я войду в зачарованный грот...»

21. ПЕНЬЕ РУЧЬЯ

22. «Мы с тобой сплетемся в забытьи...»

23. ВЕСЕЛЫЙ ДОЖДЬ

24. «У ног твоих я понял в первый раз...»

25. «За то, что нет благословения...

26. «Она отдалась без упрека...»

(ИЗ ЦИКЛА «DANSES MACABRES")

СБ. «ТОЛЬКО ЛЮБОВЬ"

«Чем выше образ твой был вознесен во мне...»

(СТИХОТВОРЕНИЕ, НЕ ВОШЕДШЕЕ В СБОРНИКИ):

Тринадцатого мая

СБ. «ЛИТУРГИЯ КРАСОТЫ» (1905)

ГРЕЗА

(СТИХОТВОРЕНИЕ, НЕ ВОШЕДШЕЕ В СБОРНИКИ):

На смерть М.А. Лохвицкой

СБ. «ЗЛЫЕ ЧАРЫ"

СВЕТ ВЕЧЕРНИЙ

СВЯТОЙ ГЕОРГИЙ

«Тесовый гроб, суровый грот смертельных окончаний...»

СБ. «ЖАР-ПТИЦА"

СБ. «ЗАРЕВО ЗОРЬ"

СБ. «ПТИЦЫ В ВОЗДУХЕ"

«Мы уйдем на закате багряного дня…»

СБ. «ЗЕЛЕНЫЙ ВЕРТОГРАД"

СБ. «БЕЛЫЙ ЗОДЧИЙ"

СБ. «СОНЕТЫ СОЛНЦА, МЕДА И ЛУНЫ"

СБ. «ДАР ЗЕМЛЕ"

СБ. «МАРЕВО"

СБ. В РАЗДВИНУТОЙ ДАЛИ

СБ. СВЕТОСЛУЖЕНИЕ

(СТИХОТВОРЕНИЕ, НЕ ВОШЕДШЕЕ В СБОРНИКИ):

ГЛАГОЛЬНЫЕ РИФМЫ

ЭДГАР ПО
АННАБЕЛЬ ЛИ
(Пер. К. Бальмонта)

Это было давно, это было давно
	В королевстве приморской земли:
Там жила и цвела та, что звалась всегда,
	Называлася Аннабель-Ли, —
Я любил, был любим, мы любили вдвоем,
	Только этим и жить мы могли.

И, любовью дыша, были оба детьми
	В королевстве приморской земли,
Но любили мы больше, чем любят в любви,
	Я и нежная Аннабель-Ли, —
И, взирая на нас, серафимы небес
	Той любви нам простить не могли.

Оттого и случилось когда-то давно
	В королевстве приморской земли:
С неба ветер повеял холодный из туч,
	Он повеял на Аннабель-Ли;
И родные толпой многознатной сошлись
	И ее от меня унесли,
Чтоб навеки ее положить в саркофаг
	В королевстве приморской земли.

Половины такого блаженства узнать
	Серафимы в раю не могли, —
Оттого и случилось (как ведомо всем
	В королевстве приморской земли):
Ветер ночью повеял холодный из туч —
	И убил мою Аннабель-Ли.

Но любя, мы любили сильней и полней
	Тех, что старости бремя несли,
Тех, что мудростью нас превзошли, —
И ни ангелы неба, ни демоны тьмы
	Разлучить никогда не могли,
Не могли разлучить мою душу с душой
	Обольстительной Аннабель-Ли.

И всегда луч луны навевает мне сны
	О пленительной Аннабель-Ли:
И зажжется ль звезда, вижу очи всегда
	Обольстительной Аннабель-Ли;
И в мерцанье ночей я все с ней, я все с ней,
С незабвенной — с невестой — с любовью моей, —
Рядом с ней распростерт я вдали
	В саркофаге приморской земли.*

1895
Ср. стих. «В саркофаге».

СБ. «В БЕЗБРЕЖНОСТИ"

* * *

Вечер. Взморье. Вздохи ветра.
Величавый возглас волн.
Близко буря. В берег бьется
Чуждый чарам черный челн.*

Чуждый чистым чарам счастья,
Челн томленья, челн тревог,
Бросил берег, бьется с бурей,
Ищет светлых снов чертог.

Мчится взморьем, мчится морем,
Отдаваясь воле волн.
Месяц матовый взирает,
Месяц горькой грусти полн.

Умер вечер. Ночь чернеет.
Ропщет море. Мрак растет.
Челн томленья тьмой охвачен.
Буря воет в бездне вод.

Аллитерация на «ч» – ср стих. «Лесной сон».

Сб. «ТИШИНА» (1898)
<Из цикла «МЕРТВЫЕ КОРАБЛИ">

3

Солнце свершает
Скучный свой путь.
Что-то мешает
Сердцу вздохнуть.

В море приливы
Шумно растут.
Мирные нивы
Где-то цветут.

Пенясь, про негу
Шепчет вода.
Где-то к ночлегу
Гонят стада.


4

Грусть утихает:
С другом легко.
Кто-то вздыхает —
Там — далеко.

Счастлив, кто мирной
Долей живет.
Кто-то в обширной
Бездне плывет.

Нежная ива
Спит и молчит.
Где-то тоскливо
Чайка кричит.

Откликом на это стихотворение является стих.
«Зимнее солнце свершило серебряный путь...»

<Из цикла «СНЕЖНЫЕ ЦВЕТЫ">

Я вольный ветер, я вечно вею,
Волную волны, ласкаю ивы,
В ветвях вздыхаю, вздохнув, немею,
Лелею травы, лелею нивы.

Весною светлой, как вестник Мая,
Целую ландыш, в мечту влюбленный,
И внемлет ветру Лазурь немая,—
Я вею, млею, воздушный, сонный.

В любви неверный, расту циклоном,
Взметаю тучи, взрываю Море,
Промчусь в равнинах протяжным стоном,
И гром проснется в немом просторе.

Но снова легкий, всегда счастливый,
Нежней, чем фея ласкает фею,
Я льну к деревьям, дышу над нивой,
И, вечно вольный, забвеньем вею.

Здесь использован размер, впервые употребленный Лохвицкой в стихотворении 1894 г. «Титания».

Впоследствии он стал знаковым размером их стихотворной переклички и был подхвачен многими другими поэтами Серебряного века.

Ср. также стихотворения:

«Вакхическая песня»

«Осенний закат»

«Ты изменил мне, мой светлый гений...»

«Ты мне не веришь...»

Образ «вольного ветра» находит соответствие

во многих стихотворениях Лохвицкой:

«Ветер»,

«Светлый дух» и др.

«Мой Лионель» и др.

* * *

Золотая звезда* над Землею в пространстве летела,
И с Лазури на сонную Землю упасть захотела.

Обольстилась она голубыми земными цветами,
Изумрудной травой и шуршащими в полночь листами.

И, раскинувши путь золотой по Лазури бездонной,
Полетела  как  ангел  —  как   ангел   преступно-
                                      влюбленный.

Чем быстрей улетала она, тем блистала яснее,
И горела, сгорала, в восторге любви пламенея.

И, зардевшись блаженством, она уступила бессилью,
И, Земли не коснувшись, рассыпалась яркою пылью.

* Образ использован в стих. «Я хочу умереть молодой...»

БЕЛЫЙ ЛЕБЕДЬ

Белый лебедь, лебедь чистый,
Сны твои всегда безмолвны,
Безмятежно-серебристый,
Ты скользишь, рождая волны.

Под тобою — глубь немая,
Без привета, без ответа,
Но скользишь ты, утопая
В бездне воздуха и света.

Над тобой — Эфир бездонный
С яркой Утренней Звездою.
Ты скользишь, преображенный
Отраженной красотою.

Символ нежности бесстрастной,
Недосказанной, несмелой,
Призрак женственно-прекрасный
Лебедь чистый, лебедь белый!

Ср. стих. «Спящий лебедь»

Цикл «В ДЫМКЕ НЕЖНО-ЗОЛОТОЙ"

		Есть  ли   большее  счастье,  большая
		радость как обожать красоту, медленно
		встающую в далях невозможного?
			Кальдерон

1. Я ЗНАЛ

		М. А. Лохвицкой

Я знал, что, однажды тебя увидав,
	Я буду любить тебя вечно.
Из женственных женщин богиню избрав,
	Я жду — я люблю — бесконечно.

И если обманна, как всюду, любовь,
	Любовью и мы усладимся,
И если с тобою мы встретимся вновь,
	Мы снова чужими простимся.

А в час преступленья, улыбок, и сна
	Я буду — ты будешь — далеко,
В стране, что для нас навсегда создана,
	Где нет ни любви, ни порока.

Ср. позицию героя в стих. «Она и он».

2. НЕМАЯ ТЕНЬ

Немая тень среди чужих теней,
Я знал тебя, но ты не улыбалась,—
И, стройная, едва-едва склонялась
Под бременем навек ушедших дней,—

Как лилия, смущенная волною,
Склоненная над зеркалом реки,—
Как лебедь, ослепленный белизною
И полный удивленья и тоски.

Стихотворение насыщено аллюзиями. Ср. стих.
«Водяной цветок»,
«Мертвая роза»,
«Спящий лебедь»

3. ОДНОДНЕВКА

Я живу своей мечтой
В дымке нежно-золотой,
Близ уступов мертвых скал,
Там, где ветер задремал.

Весь я соткан из огня,
Я лучистый факел дня,
В дымке утренней рожден,
К светлой смерти присужден.

Однодневкой золотой
Вьюсь и рею над водой,
Вижу Солнце, вижу свет,
Всюду чувствую привет.

Только умер, вновь я жив,
Чуть шепчу в колосьях нив,
Чуть звеню волной ручья,
Слышу отклик соловья.

Вижу взоры красоты,
Слышу голос: «Милый! Ты?»
Вновь спешу в любви сгореть,
Смертью сладкой умереть.

Ср. стих. «Мой возлюбленный» ("В час, когда слетают сны...")
«Это ты?»

4. ИЗ-ЗА ДАЛЬНИХ МОРЕЙ

Из-за дальних морей, из-за синих громад,
Из-за гор, где шумит и гремит водопад,
В твой альков я цветов принесу для тебя,
Зацелую, любя, заласкаю тебя.

А когда, отгорев, побледнеет луна,
И от жгучего сна заалеет Весна,
Задрожишь ты, как тень, пробужденье гоня,
И, краснея весь день, не забудешь меня.

Ср. стих. «Нет, не совсем несчастна я. – О, нет...»

5. НЕТ И НЕ БУДЕТ

Как  нам  отрадно  задуматься  в сумерках светлых вдвоем,
Тень пролетевшего ангела вижу во взоре твоем.

Сердце  трепещет   восторженно  вольною  радостью птиц.
Вижу блаженство, сокрытое бархатной тенью ресниц.

Руки невольно касаются милых сочувственных рук.
Призраки  мирного   счастия   кротко   столпились вокруг.

Белыми светлыми крыльями веют и реют во мгле.
Как  нам   отрадно   проникнуться  правдой  Небес на Земле!

Нет, и не будет, и не было сердца нежней твоего,
Нет, и не будет и не было, кроме тебя, ничего.

Вот, мы блаженны,  как ангелы,  вот  мы  с  тобою вдвоем.
Друг мой, какое признание вижу во взоре твоем!

6. ДО ПОСЛЕДНЕГО ДНЯ

Быть может, когда ты уйдешь от меня,
Ты будешь ко мне холодней.
Но целую жизнь, до последнего дня,
О, друг мой, ты будешь моей.

Я знаю, что новые страсти придут,
С другим ты забудешься вновь.
Но в памяти прежние. образы ждут,
И старая тлеет любовь.

И будет мучительно-сладостный миг:—
В лучах отлетевшего дня,
С другим заглянувши в бессмертный родник,
Ты вздрогнешь — и вспомнишь меня.*

Ср. позицию героя в стих. «Она и он».

В ПРОСТРАНСТВАХ ЭФИРА

В прозрачных пространствах Эфира,
Над сумраком дольнего мира,
Над шумом забытой метели,
Два светлые духа летели.

Они от земли удалялись,
И звездам чуть слышно смеялись,
И с Неба они увидали
За далями новые дали.

И стихли они понемногу,
Стремясь к неизменному Богу,
И слышали новое эхо
Иного чуть слышного смеха.

С Земли их никто не приметил,
Но сумрак вечерний был светел,
В тот час как они над Землею
Летели, покрытые мглою.

С Земли их никто не увидел,
Но доброго злой не обидел,
В тот час как они увидали
За далями новые дали.

Ср стих. «Серебряный сон».

КРЫМСКАЯ КАРТИНКА

	Все сильнее горя,
	Молодая заря
На цветы уронила росу.
	Гул в лесу пробежал,
	Горный лес задрожал,
Зашумел между скал водопад Учан-Су.
	И горяч, и могуч,
	Вспыхнул солнечный луч,
Протянулся, дрожит, и целует росу,
	Поцелуй его жгуч,
	Он сверкает в лесу,
	Там, где гул так певуч,
	Он целует росу,
А меж сосен шумит и журчит Учан-Су.

Вариация того же размера – в стих. «Метель»

АМАРИЛЛИС

Амариллис, бледная светлана!
Как нежданно сердце мне смутили
Ласки мимолетного обмана,
Чашечки едва раскрытых лилий.
О, как сладко светлое незнанье!
Долго ли продлится обаянье,
Много ль золотистого тумана,
Сколько будет жить моя светлана?

Призрак упований запредельных,
Тайна предрассветного мечтанья,
Радостей прозрачных и бесцельных,—
С чем тебя сравню из мирозданья?
С ландышем сравнить тебя не смею,
Молча, амариллис я лелею.
Стройная пленительностью стана,
Бледная воздушная светлана!

Ср. имя одной из героинь «Сказки о принце Измаиле, царевне Светлане и Джемали прекрасной»

ЗИМНИЙ ЛАНДЫШ

Весь в ласковых огнях –
Замолк блестящий зал.
О прежних, лучших днях
Старинный вальс рыдал.

А где-то там плыла
Таинственная тень.
Беззвездной ночи мгла
Сменила зимний день.

И зимний ландыш цвел
Бледнее на окне,
И речь с аккордом вел
В воздушной тишине.

Сливался он в окне
С тоскующей мечтой
Смотрелась тень в окно
Любви пережитой.

И свет немого сна
Сильней в душе блистал
У зимнего окна
Старинный вальс рыдал.

Откликом на это стихотворение является стих.«Вальс».

Сб. «ГОРЯЩИЕ ЗДАНИЯ» (1900)

<ИЗ ЦИКЛА «ОТСВЕТЫ ЗАРЕВА">

КРАСНЫЙ ЦВЕТ

Быть может, предок мой был честным палачом,
Мне маки грезятся, согретые лучом,
Гвоздики алые и полные угрозы
Махрово-алчные, раскрывшиеся розы.
Я вижу лилии над зыбкою волной,
Окровавленные багряною луной,*
Они, забыв свой цвет, безжизненно-усталый,
Мерцают сказочно окраской ярко-алой,
И с сладким ужасом, в застывшей тишине,
Как губы, тянутся и тянутся ко мне.
И кровь поет во мне… И в таинстве заклятья,
Мне шепчут призраки: “Скорее! К нам в объятья!
Целуй меня… Меня!… Скорей… меня… меня!…”
И губы жадные, на шабаш свой маня,
Лепечут страшные призывные признанья:
Нам все дозволено… Нам в мире нет изгнанья…
Мы всюду встретимся…  Мы нужны для тебя…
Мы объясним тебе все бездны наслажденья,
Все тайны вечности и смерти и рожденья.
И кровь поет во мне. И в зыбком полусне
Те звуки с красками сливаются во мне.
И близость нового, и тайного чего-то,
Как пропасть горная, на склоне поворота,
Меня баюкает, и вкрадчиво зовет,
Туманом огненным окутав небосвод.
Мой разум чувствует, что мне при виде крови
Весь мир откроется, и все в нем будет внове,
Смеются маки мне, пронзенные лучом…
Ты слышишь, предок мой? Я буду палачом!

Бальмонт, несомненно, обыгрывает образы стихотворения
«Моя душа, как лотос чистый...»,
Образ красных цветов впервые появляется у Лохвицкой:
См. стих.«У камина»,
«Настурции»

Отклики Лохвицкой – в стих.:
«Красный цвет».
«Отрава мира».
«Красная лилия».

* * *

Я сбросил ее с высоты
И чувствовал тяжесть паденья.
Колдунья прекрасная! Ты
Придешь, но придешь – как виденье!

Ты мучить не будешь меня,
А радовать страшной мечтою,
Создание тьмы и огня
С проклятой твоей красотою!

Я буду лобзать в забытьи,
В безумстве кошмарного пира,
Румяные губы твои,
Кровавые губы вампира!

И если я прежде был твой,
теперь ты мое привиденье,
Тебя я страшнее – живой,
О тень моего наслажденья!

Лежи искаженным комком,
ОБломок погибшего зданья.
Ты больше не будешь врагом...
Так помни, мой друг: «До свиданья».*

* Многозначительное «До свидания"
неоднократно повторяется у обоих поэтов
Ср. «Сон»,
там же – мотив падения с высоты.

<ИЗ ЦИКЛА «АНГЕЛЫ ОПАЛЬНЫЕ">

* * *

Я хотел бы тебя заласкать вдохновением,
Чтоб мои над тобой трепетали мечты,
Как струится ручей мелодическим пением
Заласкать наклонившихся лилий цветы,
Чтобы с каждым нахлынувшим новым мгновением
Ты шептала: «Опять! Это — ты! Это — ты!»
О, я буду воздушным и нежно внимательным,
Буду вкрадчивым,— только не бойся меня,
И к непознанным снам, так желанно-желательным,
Мы уйдем чрез слияние ночи и дня,
Чтоб угаданный свет был как будто гадательным,
Чтоб мы оба зажглись от того же огня.
Я тебя обожгу поцелуем томительным,
Несказанным — одним — поцелуем мечты,
И блаженство твое будет сладко медлительным,
Между ночью и днем, у заветной черты,
Чтоб, закрывши глаза, ты в восторге мучительном
Прошептала: «Опять! Ах опять! Это — ты!»

Ср. стих. «Это ты?"

* * *

Я люблю далекий след — от весла,
Мне отрадно подойти — вплоть до зла,
И его не совершив — посмотреть,
Как костер, вдали, за мной — будет тлеть.

Если я в мечте поджег — города,
Пламя зарева со мной — навсегда.
О, мой брат! Поэт и царь — сжегший Рим!
Мы сжигаем, как и ты — и горим!

Ср. стих. «Невеста Ваала».

СРЕДИ КАМНЕЙ

Я шел по выжженному краю
Каких-то сказочных дорог.
Я что-то думал, что, не знаю,
Но что не думать — я не мог.

И полумертвые руины
Полузабытых городов
Безмолвны были, как картины,
Как голос памятных годов.

Я вспоминал, я уклонялся,
Я изменялся каждый миг,
Но ближе-ближе наклонялся
Ко мне мой собственный двойник.

И утомительно мелькали
С полуослепшей высоты,
Из тьмы руин, из яркой дали,
Неговорящие цветы.

Но на крутом внезапном склоне,
Среди камней, я понял вновь,
Что дышит жизнь в немом затоне,
Что есть бессмертная любовь.*

В стихотворении отразились впечатления
поездки в Крым в сентябре 1898 г.
Ср. стих. «Вечер в горах»

*Ср. название поэмы «Бессмертная любовь»,
то же выражение повторяется в стих. «Властелин»

БЕЛЛАДОННА

Счастье души утомленной —
	Только в одном:
Быть как цветок полусонный
В блеске и шуме дневном,
Внутренним светом светиться,
Все позабыть, и забыться,
Тихо, но жадно упиться
	Тающим сном.

Счастье ночной белладонны —
	Лаской убить.
Взоры ее полусонны,
Любо ей день позабыть,
Светом Луны расцвечаться,
Сердцем с Луною встречаться,
Тихо под ветром качаться,
	В смерти любить.

Друг мой, мы оба устали.
	Радость моя!
Радости нет без печали,
Между цветами — змея.
Кто же с душой утомленной,
Вспыхнет мечтой полусонной
Кто расцветет белладонной,—
	Ты или я?

Стихотворение перекликается со стих.«Дурман».
Ср. стих. Бунина «Мандрагора».

ЧАРЫ МЕСЯЦА

Медленные строки

	1

Между скал, под властью мглы,
Спят усталые орлы.
Ветер в пропасти уснул,
С Моря слышен смутный гул.

Там, над бледною водой,
Глянул Месяц молодой,
Волны темные воззвал,
В Море вспыхнул мертвый вал.

В Море вспыхнул светлый мост,
Ярко дышат брызги звезд.
Месяц ночь освободил,
Месяц Море победил.


		2

	Свод небес похолодел,
	Месяц миром овладел,
	Жадным светом с высоты
	Тронул горные хребты.

	Все безмолвно захватил,
	Вызвал духов из могил.
	В серых башнях, вдоль, стены,
	Встали тени старины.

	Встали тени и глядят,
	Странен их недвижный взгляд,
	Странно небо над водой,
	Властен Месяц молодой.


	3

Возле башни, у стены,
Где чуть слышен шум волны,
Отделился в полумгле
Белый призрак Джамиле.*

Призрак царственный княжны
Вспомнил счастье, вспомнил сны,
Все, что было так светло,
Что ушло — ушло — ушло.

Тот же воздух был тогда,
Та же бледная вода,
Там, высоко над водой,
Тот же Месяц молодой.


		4

	Все слилось тогда в одно
	Лучезарное звено.
	Как-то странно, как-то вдруг,
	Все замкнулось в яркий круг.

	Над прозрачной мглой земли
	Небеса произнесли,
	Изменяяся едва,
	Незабвенные слова.

	Море пело о любви,
	Говоря, «Живи! живи!»
	Но, хоть вспыхнул в сердце свет,
	Отвечало сердце: «Нет!»


	5

Возле башни, в полумгле,
Плачет призрак Джамиле.
Смотрят тени вдоль стены,
Светит Месяц с вышины.

Все сильней идет прибой
От равнины голубой,
От долины быстрых вод,
Вечно мчащихся вперед.

Волны яркие плывут,
Волны к счастию зовут,
Вспыхнет легкая вода,
Вспыхнув, гаснет навсегда.


		6

	И еще, еще идут,
	И одни других не ждут.
	Каждой дан один лишь миг,
	С каждой есть волна-двойник.

	Можно только раз любить,
	Только раз блаженным быть,
	Впить в себя восторг и свет,—
	Только раз, а больше — нет.

	Камень падает на дно,
	Дважды жить нам не дано.
	Кто ж придет к тебе во мгле,
	Белый призрак Джамиле?


	7

Вот уж с яркою звездой
Гаснет Месяц молодой.
Меркнет жадный свет его,
Исчезает колдовство.

Скучным, утром дышит даль,
Старой башне ночи жаль,
Камни серые глядят,
Неподвижен мертвый взгляд.

Ветер в пропасти встает,
Песню скучную поет.
Между скал, под влагой мглы,
Просыпаются орлы.

В стихотворении отразились впечатления
поездки в Крым в сентябре 1898 г.
и более ранней – осенью 1895 г.
«Джамиле»,
«Утро на море».

<ИЗ ЦИКЛА «ВОЗЛЕ ДЫМА И ОГНЯ">

* * *

Мы начинаем дни свои
Среди цветов и мотыльков,*
Когда прозрачные ручьи
Бегут меж узких берегов.
Мы детство празднуем, смеясь,
Под небом близким и родным,
Мы видим пламя каждый час,
Мы видим светлый дым.

И по теченью мы идем,
И стаи пестрые стрекоз,
Под Солнцем, точно под дождем,
Свевают брызги светлых слез.
И по теченью мы следим
Мельканья косвенные рыб,
И точно легкий темный дым,
Подводных трав изгиб.

Счастливый путь. Прозрачна даль.
Закатный час еще далек.
Быть может близок. Нам не жаль.
Горит и запад и восток.
И мы простились с нашим днем,
И мы, опомнившись, глядим,
Как в небе темно-голубом
Плывет кровавый дым.

*Ср. стих. «Среди цветов».

СТРАНА НЕВОЛИ

Я попал в страну Неволи. Еду ночью,— всюду лес,
Еду днем,— и сеть деревьев заслоняет глубь небес.
В ограниченном пространстве, меж вершинами и мной,
Лишь летучие светлянки служат солнцем и луной.
Промелькнут, блеснут, исчезнут,— и опять зеленый мрак,
И не знаешь, где дорога, где раскрывшийся овраг.
Промелькнут, сверкнут, погаснут,— и на миг в душе моей
Точно зов, но зов загробный, встанет памятьпрошлых дней.
И тогда в узорах веток ясно вижу пред собой
Письмена немых проклятий, мне нашептанных Судьбой.
О безбрежность, неизбежность непонятного пути!
Если каждый шаг — ошибка, кто же мне велел идти?
Разве я своею волей в этом сказочном лесу?
Разве я не задыхаюсь, если в сердце грех несу?
Разве мне не страшно биться между спутанных ветвей?
Враг? Откликнись! Нет ответа, нет луча душе моей.
И своим же восклицаньем я испуган в горький миг,—
Если кто мне отзовется, это будет мой двойник.
А во тьме так страшно встретить очерк бледного лица.
Я попал в страну Неволи...
Нет конца.

Стихотворение написано тем же размером, что
«Я люблю тебя, как море...»,
Откликом Лохвицкой, возможно, является стих. «Сказки и жизнь».

ВЕНЧАНИЕ

Над невестой молодою
	Я держал венец.
Любовался, как мечтою,
Этой нежной красотою,
Этой легкою фатою,
Этим светлым «Наконец!»

Наконец она сумела
	Вызвать лучший сон.
Все смеялось в ней и пело,
А с церковного придела,
С высоты на нас глядела
Красота немых окон.

Мы вошли в лучах привета
	Гаснущей зари.
В миг желанного обета,
Нас ласкали волны света,
Как безгласный звук завета: —
«Я горю, и ты гори!»*

И в руке у новобрачной
	Теплилась свеча.
Но за ней, мечтою мрачной,
Неуместной, неудачной,
Над фатой ее прозрачной,
Я склонялся, у плеча.

Вкруг святого аналоя
	Трижды путь пройден.
Нет, не будет вам покоя,
Будут дни дождей и зноя,
Я пою, за вами стоя: —
«Дух кружиться присужден!»

Да, я знаю сладость, алость,
	Нежность влажных губ.
Но еще верней усталость,
Ожиданье, запоздалость,
Вместо страсти — только жалость,
Вместо ласки — с трупом труп.**

Вот, свершен обряд венчальный,
	И закат погас.
Точно хаос изначальный,
В церкви сон и мрак печальный,
Ты вошла с зарей прощальной,
Ты выходишь в темный час.

* Ср. стих. «Невеста Ваала»
** Ср. стих. «В саркофаге».

ОТТУДА

	Я обещаю вам сады...
			Коран

Я обещаю вам сады,
Где поселитесь вы навеки,
Где свежесть утренней звезды.
Где спят нешепчущие реки.

Я призываю вас в страну,
Где нет печали, ни заката,
Я посвящу вас в тишину,
Откуда к бурям нет возврата.

Я покажу вам то, одно,
Что никогда вам не изменит,
Как камень, канувший на дно,
Верховных волн собой не вспенит.

Идите все на зов звезды,
Глядите, я горю пред вами.
Я обещаю вам сады
С неомраченными цветами.

Ср. стих. «Джан-Агир».

ЛУНА

Луна богата силою внушенья,
Вокруг нее всегда витает тайна.
Она нам вторит: «Жизнь есть отраженье,
Но этот призрак дышит не случайно».

Своим лучом, лучом бледно-зеленым,
Она ласкает, странно так волнуя,
И душу побуждает к долгим стонам
Влияньем рокового поцелуя.

Своим ущербом, смертью двухнедельной,
И новым полновластным воссияньем,
Она твердит о грусти не бесцельной,
О том, что свет нас ждет за умираньем.

Но нас маня надеждой незабвенной,
Сама она уснула в бледной дали,
Красавица тоски беспеременной,
Верховная владычица печали!

Ср. стих. «Лионель».

ВЕРШИНЫ

Вершины белых гор
Под красным солнцем светят.
Спроси вершины гор,
Они тебе ответят.
Расскажут в тихий час
Багряного заката,
Что нет любви для нас,
Что к счастью нет возврата.
Чем дальше ты идешь,
Тем глубже тайный холод.
Все – истина, все – ложь,
Блажен лишь тот, кто молод.
Нам скупо светит день,
А ты так жаждешь света,
Мечтой свой дух одень,
В ином не жди привета.
Чем выше над землей,
Тем легче хлопья снега.
С прозрачной полумглой
Слилась немая нега.
В прозрачной полумгле,
Ни мрака нет, ни света.
Ты плакал на земле,
Когда-то, с кем-то, где-то.
Пойми, один, теперь.
Нет ярче откровенья,
Как в сумраке потерь
Забвение мгновенья.
Мгновенье красоты
Бездонно по значенью.
В нем – высшее, чем ты.
Служи предназначенью!
Взойди на высоту.
Побудь, как луч заката.
Уйди за ту черту,
Откуда нет возврата!

Ср. стих. «На высоте»,
«Черный ангел»,
а также очерк самого Бальмонта «На высоте» (1895 г.).

СБ."БУДЕМ КАК СОЛНЦЕ» (1903)

Cборник посвящен нескольким лицам, в том числе – «Художнице вакхических видений, Русской Сафо М.А. Лохвицкой, знающей тайны колдовства». Логика построения книги подсказывает, что персонально ей посвящен цикл «Зачарованный грот», но перекличка слышится и в стихотворениях других циклов.

* * *

Я в этот мир пришел, чтоб видеть Солнце,
	И синий кругозор.
Я в этот мир пришел, чтоб видеть Солнце,
	И выси гор.

Я в этот мир пришел, чтоб видеть Море,
	И пышный цвет долин.
Я заключил миры в едином взоре,
	Я властелин.

Я победил холодное забвенье,
	Создав мечту мою.
Я каждый миг исполнен откровенья,
	Всегда пою.

Кто равен мне в моей певучей силе?
	Никто, никто.
Мою мечту страданья пробудили,
	Но я любим за то.

Я в этот мир пришел, чтоб видеть Солнце,
	А если день погас,
Я буду петь... Я буду петь о Солнце
	В предсмертный час!

Лохвицкая обратилась к теме Солнца
почти за 10 лет до Бальмонта
Ср. стих.«К Солнцу»,
«Союз магов».

* * *

Будем как Солнце! Забудем о том,
Кто нас ведет по пути золотому,
Будем лишь помнить, что вечно к иному,
К новому, к сильному, к доброму, к злому,
Ярко стремимся мы в сне золотом.
Будем молиться всегда неземному,
В нашем хотеньи земном!

Будем, как Солнце всегда молодое,
Нежно ласкать огневые цветы,
Воздух прозрачный и все золотое.
Счастлив ты? Будь же счастливее вдвое,
Будь воплощеньем внезапной мечты!
Только не медлить в недвижном покое,
Дальше, еще, до заветной черты,
Дальше, нас манит число роковое
В Вечность, где новые вспыхнут цветы.
Будем как Солнце, оно — молодое.
В этом завет Красоты!

Ср. стих.«К Солнцу»,
«Союз магов».

ВОЛЯ

Валерию Брюсову
Неужели же я буду так зависеть от людей,
Что не весь отдамся чуду мысли пламенной моей?

Неужели же я буду колебаться на пути,
Если сердце мне велело к неизветности идти?

Нет, не буду, нет, не буду я обманывать звезду,
Чей огонь мне ярко светит и к которой я иду.

Высшим знаком я отмечен и, не помня никого,
Буду слушаться повсюду только сердца своего.

Если море повстречаю, в глубине я утону,
Видя воздух, полный света, и прозрачную волну.

Если горные вершины развернуться предо мной,
В снежном царстве я застыну под серебряной луной.

Если к пропасти приду я, заглядевшись на звезду,
Буду падать, не жалея, что на камни упаду.

Но повсюду вечно чуду буду верить я мечтой,
Буду вольным и красивым, буду сказкой золотой.

Если ж кто-нибудь захочет изменить мою судьбу,
Он в раю со мною будет – или в замкнутом гробу.

Для себя ища свободы я ее другому дам,
Или вместе будет тесно, слишком тесно будет нам.

Так и знайте, понимайте звонкий голос этих струн:
Влага может быть прозрачной – и возникнуть как бурун.

Солнце ландыши ласкает, их сплетает в хоровод,
А захочет – и зардеет – и пожар в степи зажжет.

Но согрею ль я другого, или я его убью,
Неизменной сохраню я душу вольную мою.

Стихотворение, возможно, представляет собой
отклик на стих. «Сказки и жизнь».

SIN MIEDO

Если ты поэт и хочешь быть могучим,
Хочешь быть бессмертным в памяти людей,
Порази их в сердце вымыслом певучим,
Думу закали на пламени страстей.

Ты видал кинжалы древнего Толедо?
Лучших не увидишь, где бы ни искал.
На клинке узорном надпись: «Sin miedo», -
Будь всегда бесстрашным, – властен их закал.

Раскаленной стали форму придавая,
В сталь кладут по черни золотой узор,
И века сверкает красота живая
Двух металлов слитых, разных с давних пор.

Чтоб твои мечты вовек не отблистали,
Чтоб твоя душа всегда была жива,
Разбросай в напевах золото по стали,
Влей огонь застывший в звонкие слова.

Тот же размер см. в стих. «Отрава мира».
и у самого Бальмонта в стих. Газель

ИЗ ЦИКЛА «ТРИЛИСТНИК"

		Дагни Кристенсен

НА РАЗНЫХ ЯЗЫКАХ

Мы говорим на разных языках.*
Я свет весны, а ты усталый холод.
Я златоцвет, который вечно молод,
А ты песок на мертвых берегах.**

Прекрасна даль вскипающего моря,
Его простор играющий широк.
Но берег мертв. Измыт волной песок.
Свистит, хрустит с гремучей влагой споря.

А я живу. Как в сказочных веках,
Воздушный сад исполнен аромата.
Поет пчела. Моя душа богата.
Мы говорим на разных языках.

Несмотря на наличие иного адресата,

стихотворение насыщено аллюзиями к образам поэзии Лохвицкой.

* Ср. слова Агнесы в поэме «Бессмертная любовь».

**Ср. стих. «Во ржи».

ЦИКЛ «ЗАЧАРОВАННЫЙ ГРОТ"

Хотя прямое посвящение в цикле отсутствует, связь между эпитетом «Русская Сафо» в общем посвящении и обращением в первом стихотворении цикла – «О, Сафо» – легко заметит и нынешний читатель, для современников же адресат был тем более очевиден. Лохвицкую стали называть «Русской Сафо» уже в начале 1890-х гг. – иногда иронически, иногда – восторженно. Поэт А. Коринфский называл ее «Сафо» даже в деловых письмах. А уж уточнение, что «Сафо» – это та, «чье имя сладость аромата», рассеивало последние сомнения.

То, что «Зачарованный грот» имеет адресата – явление по-своему уникальное. Ни один русский поэт в отношении ни одной русской поэтессы ничего подобного себе не позволял – независимо от того, какие отношения связывали их в жизни.

Современному читателю, пожалуй, трудно оценить степень скандальности такого посвящения замужней женщине. Хотя самой Лохвицкой нередко ставили в вину излишнюю смелость ее любовной лирики, до откровенности многих (хотя и не всех) стихотворений «Зачарованного грота» ей все же далеко (сопоставление выдержит разве что оставшийся ненапечатанным «Кольчатый змей"). Нельзя не отметить и того, что прямо Бальмонту не было посвящено ни одно из ее стихотворений, те же, в которых он косвенно узнается как адресат («Лионель»; «Поэту») совершенно невинны. В качестве адресата всех остальных предполагался муж (ср. посвящение I тома), что отчасти снимало упреки в безнравственности. Впрочем, к 1903 г. «знойная полоса» ее творчества уже кончилась, – поэтесса вспоминала о ней с чувством сожаления (ср. IV Том ее стихотворений).

Реакция на бальмонтовское посвящение рядового читателя, не являющегося адептом нового течения, предельно ясно выражена В.П. Бурениным: «Не знаешь, чему больше удивляться: неприличию ли скандалиста, издевающегося над поэтессой, во всяком случае, талантливой, или его упадочной тупости, т.к. он не в состоянии понять, что г-же Лохвицкой «не поздоровится от этаких похвал"» (Новое время, 1904, 9 января).

Что ей действительно «не поздоровилось», и что ее репутация пострадала – нет сомнения. Если до сих пор ее имя покрывает тень какой-то дурной славы, воспоминание о чем-то скандальном – в этом заслуга столь пылко влюбленного поэта. Но это еще только видимая часть айсберга: неизвестно, какая обстановка сложилась у нее дома. Мы не знаем, как воспринял это посвящение ее муж, – во всяком случае, трудно предположить, что он был от него в восторге (вспомним, как реагировали на измену жен герои драм Лохвицкой «Он и она. Два слова» и «Бессмертная любовь», прототипом которых хотя бы отчасти, безусловно, является Е.Э Жибер).

Никаких сведений о том, что сама Лохвицкая была согласна на посвящение ей цикла, нет. Напомним, что, общение между ней и Бальмонтом к тому времени практически пресеклось. Откликом поэтессы стал V Том ее стихотворений, в котором явно отразилось состояние душевного надлома, «кружения сердца». Иной реакции трудно было бы ожидать.

Заметим, что и с точки зрения современного законодательства факт посвящения стихотворений такого рода женщине без ее согласия мог бы стать предметом судебного разбирательства по поводу морального ущерба за причиненные нравственные страдания.

Замысел автора не был осуществлен полностью из-за цензурного вмешательства: часть стихотворений была запрещена. Они были впоследствии напечатаны В.Ф. Марковым, так что желающие могут с ними ознакомиться в издании Markov V. Kommentar zu den Dichtungen von K.D. Balmont. 1890–1909. Koln – Wien, 1988.

То, что напечатанных стихотворений 26, – возможно, не случайно (это возраст Лохвицкой на момент знакомства с Бальмонтом).

"Зачарованный грот» у Бальмонта, несомненно, сексуальный символ, но он имеет и «культурную» генеалогию: образ навеян оперой Вагнера «Тангейзер» ("Венерин грот") и находит параллель в поэзии Лохвицкой «Ветер»

1. * * *

О, Сафо, знаешь только ты
Необъяснимость откровенья
Непобежденной красоты
В лучах бессмертного мгновенья!

О, Сафо, знаешь только ты, -
Чье имя сладость аромата, -
Неизреченные мечты,
Для нас блеснувшие когда-то!

О, Сафо! Знаешь только ты,
как ярко ширятся, без счета,
Непостижимые цветы
Из зачарованного грота.*

Ср. стих. «Сафо»,

2. * * *

Жизнь проходит,— вечен сон.
Хорошо мне,— я влюблен.

Жизнь проходит,— сказка нет.
Хорошо мне,— я поэт.

Душен мир,— в душе свежо.
Хорошо мне, хорошо.

3. ОТПАДЕНИЯ

Отпадения в мире сладострастия
Нам самою Судьбой суждены.
Нам неведомо высшее счастие.
И любить, и желать — мы должны.

И не любит ли жизнь настоящее?
И не светят ли звезды за мглой?
И не хочет ли Солнце горящее
Сочетаться любовью с Землей?

И не дышит ли влага прозрачная,
В глубину принимая лучи?
И не ждет ли Земля новобрачная?
Так люби. И целуй. И молчи.

4. МОЕ ПРИКОСНОВЕНЬЕ

Мое прикосновенье,
Мой сладкий поцелуй —
Как светлое забвенье,
Как пенье вешних струй.

Воздушное лобзанье
До истощенья сил —
Как сладость приказанья
Того, кто сердцу мил.

Оно легко змеится
Вдоль тела и лица —
И длится, длится, длится,
Как будто без конца.

5. * * *

Мой милый!— ты сказала мне.—
Зачем в душевной глубине
Ты будишь бурные желанья?
Все, что в тебе, влечет меня.
И вот в душе моей, звеня,
Растет, растет очарованье!

Тебя люблю я столько лет,
И нежен я, и я поэт.
Так как же это, совершенство,
Что я тебя своей не звал,
Что я тебя не целовал,
Не задыхался от блаженства?

Скажи мне, счастье, почему?
Пойми: никак я не пойму,
Зачем мы стали у предела?
Зачем не хочешь ты любить,
Себя в восторге позабыть,
Отдать и душу мне и тело?

Пойми, о, нежная мечта:
Я жизнь, я солнце, красота,
Я время сказкой зачарую,
Я в страсти звезды создаю,
Я весь — весна, когда пою,
Я — светлый бог, когда целую!

6. УТРЕННИК

Я нарвал черемухи душистой,
Освеженной утреннею мглой.
Как в ней много пьяности росистой.
Милая, скорей окно открой'

Я тебя к тебе самой ревную,
Я тебя так тесно обовью,
И тебя цветами зачарую,
И тебя росою напою

Предо мною тонкая преграда,
Сквозь стекло видна твоя кровать
Нет, не надо твоего, не надо,
Дай тебя мне всю поцеловать!

7. * * *

Я тебя закутаю
Дремой грез пленительных,
Я тебя опутаю
Сетью тонких трав,
Нежно забаюкаю
Сказкой ласк томительных,
Замедленной мукою
Сладостных отрав.

Ты вздохнешь, влюбленная,
Побледнев от счастия,
Сладко утомленная,
Как вечерний свет.
Скована безбрежностью
Тайны сладострастия,
Ты увидишь с нежностью,
Что с тобой — поэт.

8. АРУМ

Тропический цветок, багряно-пышный арум!
Твои цветы грозят ликующим пожаром.

Твои листы горят, нельзя их позабыть,
Как копья, чья судьба — орудьем смерти быть.

Цветок-чудовище, надменный и злоокий,
С недобрым пламенем, с двуцветной поволокой.

Снаружи блещущей сиянием зари,
Светло – пурпуровой,— и черною внутри.

Губительный цветок, непобедимый арум,
Я предан всей душой твоим могучим чарам.

Я знаю, что они так пышно мне сулят:
С любовным праздником в них дышит жгучий яд!

9. ХОТЬ РАЗ

Мы боимся — мы делим — дробим
Наш восторг пред возникшей картиной.
О, хоть раз я хочу быть любим
С беззаветностью — пусть хоть звериной!

Хоть звериной, когда неземной
На земле нам постичь невозможно.
Вот, ты чувствуешь? Сладко со мной?
Мы не бледно забылись, не ложно.

Утомившись, мы снова хотим,
Орхидейным подобные чашам.
Мы с тобою весь мир победим,
Он возникнет чарующе-нашим.

Ты качаешься в сердце моем,
Как на влаге — восторг отражений.
Мы с тобою весь мир закуем
Красотою змеиных движений!

10. АНИТА

Я был желанен ей. Она меня влекла,
Испанка стройная с горящими глазами.
Далеким заревом жила ночная мгла,
Любовь невнятными шептала голосами.
Созвучьем слов своих она меня зажгла,
Испанка смуглая с глубокими глазами.

Альков раздвинулся воздушно-кружевной,
Она не стала мне шептать: «Пусти... Не надо..."
Не деве Севера, не нимфе ледяной,
Твердил я вкрадчиво: «Anita! Adorada!"
Тигрица жадная дрожала предо мной,—
И кроме глаз ее мне ничего не надо.

11. СЛИЯНИЕ

Красивый зверь из тигровой семьи,
Жестокий облик чувственной пантеры,
С тобой я слит в истомном забытьи,
Тебя люблю, без разума, без меры.

Я знал давно, как властны все химеры,
Я предал им мечтания мои,
Но ты даешь мне сладость новой веры,
Даешь мне знать о новом бытии.

Различности в слиянии едином,
Кошачья мягкость, с женской красотой,
Лик юноши, плененного мечтой.

Влюбленный ангел с помыслом звериным,
Возьми меня, скорей, мой нектар пей,
Ласкай меня, люби меня, убей.

Ср. стих. «Мученик наших дней».

12. РУСАЛКА

Если можешь, пойми. Если хочешь, возьми.
Ты один мне понравился между людьми.
До тебя я была холодна и бледна.
Я с глубокого, тихого, темного дна.

Нет, помедли. Сейчас загорится для нас
Молодая Луна. Вот, ты видишь? Зажглась!
Дышит мрак голубой. Ну, целуй же! Ты мой?
Здесь. И здесь. Так. И здесь... Ах, как сладко с тобой!

13. * * *

Я ласкал ее долго, ласкал до утра,
Целовал ее губы и плечи.
И она наконец прошептала: «Пора!
Мой желанный, прощай же – до встречи».

И часы пронеслись. Я стоял у волны,
В ней качалась русалка нагая.
Но не бледная дева вчерашней луны,
Но не та, но не та, а другая.

И, ее оттолкнув, я упал на песок,
А русалка, со смехом во взоре,
Вдруг запела: «Простор полноводный глубок.
Много дев, много раковин в море.

Тот, кто слышал напев первозданной волны,
Вечно полон местаний безбрежных.
Мы – с глубокого дна, и у той глубины
Много дев, много раковин нежных».

Ср. стих. «Ни речи живые, ни огненный взгляд…»

14. КОЛДУНЬЯ ВЛЮБЛЕННАЯ

   Мне ведомо пламя отчаянья,
    Я знаю, что знают в аду
Но, мраку отдавшись, бегу от раскаянья,
И новых грехов задыхался жду.

   Красивую маску бесстрастия
    Лишь равный способен понять
Глаза мои могут ослепнуть от счастия,
Ослепнуть от муки,— но слез им не знать.

   О, да, я колдунья влюбленная,
    Смеюсь, по обрыву скользя.
Я ночью безумна, а днем полусонная,
Другой я не буду—не буду—нельзя.

15. ИГРАЮЩЕЙ В ИГРЫ ЛЮБОВНЫЕ

Есть поцелуи — как сны свободные,
Блаженно-яркие, до исступленья.
Есть поцелуи — как снег холодные
Есть поцелуи — как оскорбление.

О, поцелуи — насильно данные,
О, поцелуи — во имя мщения!
Какие жгучие, какие странные,
С их вспышкой счастья и отвращения!

Беги же с трепетом от исступленности,
Нет меры снам моим, и нет названия
Я силен—волею моей влюбленности,
Я силен дерзостью—негодования!

16. НЕРЕИДА

Нет, недаром я по взморью возле пенных волн бродил,
В час, когда встают туманы, как застывший дым кадил.
Нет, недаром я в легенды мыслью каждою вникал,
Постигая духов моря, леса, воздуха и скал.
Вот и полночь Над прибоем светит полная луна.
И упорно возникает – на мгновенье – тишина.
Недовольный этим быстрым наступленьем тишины
Между шелестом свистящим все растущих быстрых вод
Возникают нереиды, оживленный хоровод.
Все похожи и различны, все влекут от света в тьму.
Все подвластны без различья назначенью одному.
Чуть одну из них отметишь, между ею и тобой
Дрогнет мягко и призывно сумрак ночи голубой.
И от глаз твоих исчезнет отдаленный хоровод,
Лишь она одна предстанет на дрожащей зыби вод.
Полудева, полурыба из волос сплетет звено
И, приблизив лик свой лживый, увлечет тебя на дно.
Я вас знаю, нереиды. Вот и полночь. Тишина.
Над прерывистым прибоем светит полная луна.
Я взглянул и мягко дрогнул сумрак ночи голубой:
"Мой желанный! Мой любимый!Как отрадно мне с тобой!
Мой желанный! Мой любимый!» – «Нет, постой меня ласкать!"
И за сеть волос лучистых я рукою смелой – хвать.
Полудева! Полурыба! Не из водных духов я!
Не огнем желаний тщетных зажжена душа моя.
Если любишь, будь со мною, маску дерзкую сними,
И, узнавши власть поэта, издевайся над людьми.
И красавицу морскую я целую в лунной мгле,
Бросив чуждую стихию, тороплюсь к родной земле.
И упрямую добычу прочь от пленных брызг влеку,
Внемля шорох, свист и шелест вод, бегущих по песку.
1900

Отклик на стих. «Нереида».
«Вампир»,

17. * * *

Я больше ее не люблю,
А сердце умрет без любви.
Я больше ее не люблю,
И жизнь мою смертью зови.

Я буря, я пропасть, я ночь,
Кого обнимаю, гублю.
О, счастие вольности!— Прочь!
Я больше тебя не люблю!

18. * * *

Да, я люблю одну тебя,
За то, что вся ты — страсть,
За то, что ты, забыв себя,
Спешишь с высот упасть.

С высот холодных и немых
Тебя я заманил
Туда, где слышен звонкий стих,
Где не любить нет сил.

И в этой пропасти глухой
Мы — утро бытия.
Смотри, желанная, я твой,
Смотри, ты вся — моя.

19. ХОЧУ

Хочу быть дерзким, хочу быть смелым,
Из сочных гроздьев венки свивать,
Хочу упиться роскошным телом,
Хочу одежды с тебя сорвать

Хочу я зноя атласной груди,
Мы два желанья в одно сольем.
Уйдите, боги, уйдите, люди,
Мне сладко с нею побыть вдвоем.

Пусть завтра будет и мрак и холод,
Сегодня сердце отдам лучу.
Я буду счастлив, я буду молод,
Я буду дерзок – я так хочу.

Отклик на стих. «Вакхическая песня»

20. * * *

Я войду в зачарованный грот,*
Я узнаю всю сладость земную,
Там красавица милого ждет,
Я воздушно ее поцелую.

Горячо к ней прижмусь и прильну,
В опьяненье своем закачаю,
Я люблю молодую волну,
Я желанья лобзаньем встречаю.

Безгранично-глубок небосвод,
И, как небо, мечтанья бескрайны,
Я люблю зачарованный грот,
В нем для любящих вечные тайны.

Ср. стих.«Ветер»,

21. ПЕНЬЕ РУЧЬЯ

В пеньи звонкого ручья
Переменность трепетанья.
В нем отдельность бытия,
Восхваленье мирозданья.

Он сорвался с высоты,
Возжелав безвестной дали.
Многоснежные хребты
В нем стремленье воспитали.

И покинув горный склон.
И себя любя без меры,
Весь вспенен, домчался он
До заманчивой пещеры.

В лабиринт ее проник.
Что там было? Что там стало?
Чей-то вскрик в тиши возник,
Так воздушно и устало.

Где-то алые цветы
Зашептались, закачались
И виденья красоты
Поцелуем повстречались.

Поцелуй? Зачем? И чей?
Кто узнает! Это тайна...
Дальше, прочь бежит ручей,
Он в пещере был случайно.

22. * * *

Мы с тобой сплетемся в забытьи:
Ты — среди подушек, на диване,
Я — прижав к тебе уста мои,
На коленях, в чувственном тумане.

Спущены тяжелые драпри,
Из угла нам светят канделябры,
Я увижу волны, блеск зари,
Рыб морских чуть дышащие жабры.

Белых ног, предавшихся мечтам,
Красоту и негу без предела,
Отданное стиснутым рукам,
Судорожно бьющееся тело.

Раковины мягкий мрак любя,
Дальних глаз твоих ища глазами,
Буду жечь, впивать, вбирать тебя
Жадными несытыми губами.

Солнце встанет, свет его умрет.
Что нам Солнце — разума угрозы?
Тот, кто любит, влажный мед сберет
С венчика раскрытой  скрытой розы.

23. ВЕСЕЛЫЙ ДОЖДЬ

Веселый дождь низлился с высоты,
     Когда смеялось утро Мая.
Прошел в лесах, взрастил в садах цветы,
     Весь мир улыбкой обнимая.

Веселый дождь, источник нежных снов,
     Твой зов к забвенью сердце слышит.
Как много в мир ты нам послал цветов,
     Ты праздник в жизни всех, кто дышит.

24. * * *

У ног твоих я понял в первый раз,
Что красота объятий и лобзаний
Не в ласках губ, не в поцелуе глаз,
А в страсти незабвенных трепетаний,—

Когда глаза — в далекие глаза —
Глядят, как смотрит коршун опьяненный,—
Когда в душе нависшая гроза
Излилась в буре странно-измененной,—

Когда в душе, как перепевный стих,
Услышанный от властного поэта,
Дрожит любовь ко мгле—у ног твоих,
Ко мгле и тьме, нежней чем ласки света.

25. * * *

За то, что нет благословения
Для нашей сказки — от людей;
За то, что ищем мы забвения
Не в блеске принятых страстей;

За то, что в сладостной бесцельности
Мы тайной связаны с тобой;
За то, что тонем в беспредельности,
Непобежденные Судьбой,

За то, что наше упоение
Непостижимо нам самим;
За то, что силою стремления
Себя мы пыткам предадим;

За новый облик сладострастия,—
Душой безумной и слепой,—
Я проклял все,— во имя счастия,
Во имя гибели с тобой.

26. * * *

Она отдалась без упрека,
Она целовала без слов
— Как темное море глубоко,
Как дышат края облаков!

Она не твердила «Не надо»,
Обетов она не ждала.
— Как сладостно дышит прохлада,
Как тает вечерняя мгла!

Она не страшилась возмездья,
Она не боялась утрат.
— Как сказочно светят созвездья,
Как звезды бессмертно горят!

<ИЗ ЦИКЛА «DANSES MACABRES">

КОСТРЫ

Да, и жгучие костры -
Это только сон игры.
Мы играем в палачей.
Чей же проигрыш? Ничей.

Мы меняемся всегда.
Нынче «нет», а завтра «да».
Нынче я, а завтра ты.
Все во имя красоты.

Каждый звук – условный крик.
Есть у каждого двойник.
Каждый там глядит как дух.
Здесь телесно грезит вслух.

И пока мы здесь дрожим,
Мир всемирный нерушим.
Но в желаньи глянуть вниз
Все верховные сошлись.

Каждый любит, тень любя,
Видеть в зеркале себя.
И сплетенье всех в одно
Глубиной повторено.

Но во имя глубины
Мы страдаем, видя сны.
Все мы здесь, наоборот,
Повторяем небосвод.

Свет оттуда – здесь как тень,
День – как ночь, и ночь – как день.
Вечный творческий восторг
Этот мир, как крик, исторг.

Мир страданьем освящен.
Жги меня, и будь сожжен.
Нынче я, а завтра ты.
Все во имя красоты.

Ср. стих. «Невеста Ваала».

ТАЙНА ГОРБУНА

Ты, конечно, проходил
По обширным городам.
Много мраков и светил,
Много разных чудищ там.

Поглядишь и там и тут,
Видишь полчища людей.
Целый мир в любом замкнут,
Мир обманов и затей.

Почему у горбуна
Так насмешливо лицо?
В этом доме два окна,
Есть в нем дверь и есть крыльцо.

Что же, войдем и поглядим,
В этом скрыто что-нибудь.
Если мы душою с ним,
Он не может быть замкнут.

Мы заходим в темный ход,
Видны знаки по стенам,
Опрокинут небосвод,
И немножко жутко нам.

Ум наш новостью смущен,
Искаженность манит нас.
Здесь нежданный свет зажжен,
Постоянный свет погас.

Кто вошел в такой уют,
К Сатане он бросил взгляд.
В этой храмине поют,
И, как в храме, здесь кадят.

Кверху поднятым лицом
Примешь небо и весну.
Спину выгнувши кольцом,
Встретишь мрак и глубину.

И невольно душит смех,
И ликуешь, как змея,
Оттого что тайный грех
Оттененье бытия.

Оттого у горбуна
И насмешливо лицо:
Эта странная спина -
Сатанинское кольцо.

Образ горбуна ср. в поэме «Сон»

НЕРАЗЛУЧИМЫЕ

Под низкою крышкою гроба,
Забиты гвоздями,
Недвижно лежали мы оба,
С враждебными оба чертами.

Застывшие трупы, мы жили
Сознаньем проклятья,
Что вот и в могиле – в могиле! –
Мы в мерзостной позе объятья.

И дьявол смеялся надгробно,
Плитой погребальной?
“Эге, – говорил, – как удобно
Уродцам – в могиле двуспальной”.

Пародия на стих.«В саркофаге».

ГОЛОС ДЬЯВОЛА

Я ненавижу всех святых, –
Они заботятся мучительно
О жалких помыслах своих,
Себя спасают исключительно.

За душу страшно им свою,
Им страшны пропасти мечтания,
И ядовитую змею
Они казнят без сострадания.

Мне ненавистен был бы рай
Среди теней с улыбкой кроткою,
Где вечный праздник, вечный май
Идет размеренной походкою.

Я не хотел бы жить в раю,
Казня находчивость змеиную,
От детских лет люблю змею
И ей любуюсь как картиною.

Я не хотел бы жить в раю
Меж тупоумцев экстатических.
Я гибну, гибну – и пою,
Безумный демон снов лирических.

Стихотворение перекликается со стих. «Молитва о гибнущих».

СБ. «ТОЛЬКО ЛЮБОВЬ» (1903)

К ЕЛЕНЕ

О Елена, Елена, Елена,
Как виденье, явись мне скорей.*
Ты бледна и прекрасна, как пена
Озаренных луною морей.

Ты мечтою открыта для света,
Ты душою открыта для тьмы.**
Ты навеки свободное лето,
Никогда не узнаешь зимы.

Ты для мрака открыта душою,
И во тьме ты мерцаешь, как свет,
И, прозрев, я навеки с тобою,
Я – твой раб, я – твой брат – и поэт.***

Ты сумела сказать мне без речи:
С красотою красиво живи,
Полюби эту грудь, эти плечи,
Но, любя, полюби без любви.

Ты сумела сказать мне без слова:
Я свободна, я вечно одна,
Как роптание моря ночного,
Как на небе вечернем луна.

Ты правдива, хотя ты измена,
Ты и смерть, ты и жизнь кораблей.****
О Елена, Елена, Елена,
Ты – красивая пена морей.

*Героиня названа именем известной Елены Троянской, но имеется в виду не столько персонаж греческой мифологии, сколько «Елена Греческая», героиня средневековой легенды о докторе Фаусте, которую тот вызывал как видение. (Ср. здесь же стихотворение «Я сбросил ее с высоты...») Критики и читатели обычно предполагали, что адресатом стихотворения является Е.К. Цветковская – третья жена Бальмонта, однако перенасыщенность стихотворения аллюзиями к образам поэзии Лохвицкой,а также то, каким рисуется сам портрет героини,и каковы отношения с ней лирического героя, наводит на мысль, что в образе «Елены Греческой» представлена Лохвицкая – точнее, ее чарующее видение, во власти которого находился поэт. Не случайно то же имя носит героиня драмы Бальмонта «Три расцвета», где достаточно откровенно описываются этапы отношений двух поэтов.

**Образ героини, открытой мраку и свету – в стих.«Мрак и свет»,

«В кудрях каштановых моих»,

*** Образы брата и сестры – во многих стихотворениях,

например «Но не тебе».

«В полевых цветах»

«Лионель».

**** Греческая «народная этимология» имени Елена: «губительница

кораблей» ("helein» – «погубить», naus – «корабль» – греч.).

ПЕЧАЛЬ ЛУНЫ

Ты мне была сестрой, то нежною, то страстной,*
И я тебя любил, и я тебя люблю.
Ты призрак дорогой... бледнеющий, неясный...
О, в этот лунный час я о тебе скорблю!

Мне хочется, чтоб ночь, раскинувшая крылья,
Воздушной тишиной соединила нас.
Мне хочется, чтоб я, исполненный бессилья,
В твои глаза струил огонь влюбленных глаз.

Мне хочется, чтоб ты, вся бледная от муки,
Под лаской замерла, и целовал бы я
Твое лицо, глаза и маленькие руки,
И ты шепнула б мне: Смотри, я вся – твоя!"

Я знаю, все цветы для нас могли возникнуть,
Во мне дрожит любовь, как лунный луч в волне.**
И я хочу стонать, безумствовать, воскликнуть:
"Ты будешь навсегда любовной пыткой мне».

* Ср. стих. «Но не тебе»,
«В полевых цветах»
**Ср. стих. «Моя душа, как лотос чистый...»
«Лионель».

РАЗЛУЧЕННЫЕ

Прозвенит ли вдали колокольчик,*
Колокольчик, во мгле убегающий, -
Догорает ли месяц за тучкой,**
Там за тучкой, бледнеющей, тающей, -

Наклоняюсь ли, полный печали,
О, печали глубоко-мучительной! -
Над водой, над рекой безглагольной,***
Безглагольной, безгласной, томительной, -

Предо мною встаешь ты, родная,
Ты, родная и в сердце хранимая, -
Вдруг я вижу, что ты не забыта,
Позабытая, горько-любимая.

* Ср. стих. «Метель»
** Ср. стих. «Горячий день не в силах изнемочь...»
*** Ср. стих. «Моя душа, как лотос чистый...»

ОТРЕЧЕНИЕ

Красивы сочетания светил,
Пленительна зеленая планета,
Где человек свой первый миг вкусил.

В пространстве много воздуха и света,
И каждый день, в определенный час,
Земля огнем рубиновым одета.*

Источник новых мыслей не погас,
Источник новых чувств горит всечасно,
И тот, кто любит, любит в первый раз.

Цветы цветут, их чаши дышат страстно,
Желанны их цветные лепестки,
И роскошь их оттенков полновластна.

Безгласное течение реки,
И призрачно-зеркальные озера
Бнушают больше неги, чем тоски.

Вершины гор – пьянящий пир для взора,
Бессмертно-свеж безбрежный океан,
И что нежнее пенного узора?

Прекрасна разность Всех различных стран,
Просторны и равнины, и провалы,
В мираже обольстителен обман.

И губы женщин ласковы и алы,
И ярки мысли избранных мужчин.
Но так как все в свой смертный час усталы,

И так же жизнь не понял ни один,
И так же смысла я ее не знаю, -
Всю смену дней, всю красочность картин,

Всю роскошь солнц и лун – я проклинаю!

Ср. стих. «Волшебное кольцо».

ТАК СКОРО

Так скоро ты сказала;
"Нет больше сил моих».*
Мой милый друг, так мало?
Я только начал стих.

Мой стих, всегда победный,
Желает красоты.
О друг мой, друг мой бедный,
Не отстрадала ты.

Еще я буду в пытке
Терзаться и терзать.
Я должен в длинном свитке
Легенду рассказать.

Легенду в яркой были,
О том, что я – любовь,
О том, как мы любили,
Как любим вновь и вновь.

И вот твоих мучений
Хочу я как своих.
Я жажду песнопений,
Я только начал стих.

* Ср. стих. «Мы, сплотясь с тобою...»

ПЕЧАЛЬНИЦА

Она живет среди видений,*
В ее глазах дрожит печаль,
В них ускользающая даль,
И умирающие тени.

Она поникла, как цветок,**
Что цвел в пустыне заповедной,
Не довершив свой полный срок.

В ней неразгаданное горе,
Ей скучен жизни ровный шум,
В ней той печалью полон ум,
Какою дышат звезды в море.

Той бледностью она бледна,***
Которую всегда заметишь,
Когда монахиню ты встретишь,
Что смертью жить осуждена.

Жить ежечасным умираньем,
И забывать свои мечты, -
И мир, и чары красоты
Считать проклятием, изгнаньем!

Стихотворение насыщено аллюзиями:
*Ср. стих. «Ангел ночи»,
**Ср. образ стих. «Дурман».
*** Ср. стих. «Смотри, смотри...»
Ср. также стих. «Не для скорбных и блаженных...»

<ИЗ ЦИКЛА «ПРОКЛЯТИЯ">

НЕВЕРНОМУ

Неверный, ты наказан будешь мной,
При всей моей любви к глубоким взорам
Твоих блестящих глаз. О, дух земной,
Заемным ты украшен был убором

Ты высился звездою предо мной.
Ты звал меня к заоблачным озерам,
К тому, что вечно скрыто тишиной,
Не создано, но встанет шумным бором.

Как я любил читать в твоих глазах
Любовь к любви,
Без женщины, без жизни,
Как любят звуки звонко петь на тризне.

А! Самовластник, в замке, на горах,
Ты изменил ненайденной отчизне.
Так жди меня. Я вихрь. Я смерть. Я страх.

Угрозы лирического героя этого стихотворения
соответствуют угрозам героя стих. «Властелин».
В данном стихотворении угрозы адресованы мужчине,
но, возможно, это случай распространенной в поэзии
Серебряного века андрогинности.

* * *

Чем выше образ твой был вознесен во мне,
Чем ярче ты жила как светлая мечта,
Тем ниже ты теперь в холодной глубине,*
Где рой морских червей, где сон и темнота.

За то, что ты лгала сознанью моему,
За то, что ты была поддельная звезда,
Твой образ навсегда я заключил в тюрьму.
Тебе прощенья нет. Не будет. Никогда.

* Ср. стих. «На дне океана».

<СТИХОТВОРЕНИЕ, НЕ ВОШЕДШЕЕ В СБОРНИКИ>

* * *

Тринадцатого мая
Я сделал, что хотел.
И замер, обнимая,
Еще одно из тел.

Тринадцатого мая
На смену снов мечты
Возникла боль живая
И красные цветы.*

Тринадцатого мая
Я властно был жесток,**
Я ждать не мог, сгорая,
Я слишком изнемог.

Тринадцатого мая
Она, что так бледна,***
Отшельница немая
Навек изменена.

Стихотворение насыщено аллюзиями поэзии Лохвицкой. Оно было послано Брюсову в письме от 15 мая 1904 г., без каких-либо комментариев. Брюсов ответил стихотворением «Крысолов». При жизни Бальмонта стихотворение не публиковалось. Опубликовано в кн."Валерий Брюсов и его корреспонденты» (серия Литературное наследство Т. 98).

* Ср. стих. «У камина»,

«Отрава мира».

** Ср. стих. «Песнь любви» ("Где ты, гордость моя...")

*** Ср. стих. «Смотри, смотри, как я бледна...»

СБ. «ЛИТУРГИЯ КРАСОТЫ» (1905)

ГРЕЗА

Мне грустно, Поэт. Ты пойми: не весталка я,
И нет, не русалка я, лунно-холодная.
Я только любовница, бледная, жалкая,
Я – греза поэта, я – в мире безродная.

Меня ты поманишь, капризный, но вкрадчивый,
Я тотчас к тебе из-за моря спешу,
Стараюсь быть кроткой, послушной, угадчивой,
Тобою одним и свечусь, и дышу.

Глазами в глаза проникаю бездонные,
Любви ты захочешь – целую тебя,
Как жемчуг, сплетаю созвучья влюбленные,
Устанешь – страдаю, и таю, любя.

Захочешь – с тобой я, захочешь – далеко я,
Все, все, что ты хочешь, тебе отдаю,
Но только с тобой – я всегда одинокая,
И я без тебя – одиноко пою.

Ты нежен, Поэт, ты с душою воздушною,
Но нет мне слияния даже с тобой,
Понять ты не можешь подругу послушную,
Хоть часто даришь мне венок голубой.

Ты все же, хоть Поэт, устаешь от мечтания,
Сливаешься с жизнью людскою – изношенной.
И нет мне слияния, вечно изгнание,
Я – греза, я – призрак любовницы брошенной.

Пародия на стих. «Мертвая роза»,

<СТИХОТВОРЕНИЕ, НЕ ВОШЕДШЕЕ В СБОРНИКИ>

<На смерть М.А. Лохвицкой>

О, какая тоска, что в предсмертной тиши
Я не слышал дыханья певучей души,
Что я не был с тобой, что я не был с тобой,
Что одна ты ушла в океан голубой…

Ср. стих. «Что такое весна?»

СБ. «ЗЛЫЕ ЧАРЫ» (1906)

Название сборника «Злые чары», несомненно, представляет собой аллюзию к поэзии Лохвицкой, у которой это выражение повторяется несколько раз:

Ср. стих.«Злые вихри»,

Слова Мадлен в драме «In nomine Domini":

"Но в снах моих таятся злые чары..."

и Эдгара в драме «Бессмертная любовь":

»...Но это – злые чары. // Мне кажется, что это – колдовство"

Время создания сборника – осень 1905 г. – т.е. непосредственно после смерти поэтессы.

СВЕТ ВЕЧЕРНИЙ*

Твой вечер настанет и вместо всемирности вольного света,
За Солнцем погасшим, затеплишь ты в тесном покое свечу.**
Твой вечер настанет. Кончается лето.
За летом? За осенью? Что там? Молчу.

Мы любим, хотя нам и жутко от тени.
Мы любим законченность комнат знакомых с узором немых половиц.
Крыльцо на запоре. Не хрустнут ступени.
Немые!
Дрожат на стене, как живые,
Отраженья движений
И в странном, в каком-то церковном сближеньи
		сочетаются бледности лиц.
Без звука веселий
Глаза утопают в глазах.
Что скрыто в их безднах? В них духи сейчас пролетели?
В них омут печали? В них сказка свидания?
					Страх?
Никто не придет к вам. На версты кругом закружились завеи метели.
Не плачь и не бойся. В затеях-завеях мы тонем, но светим
Как звезды в ночах.

* Ср. стих. «Свет вечерний»
**Ср. стих. «Восковая свеча»

СВЯТОЙ ГЕОРГИЙ

Святой Георгий, убив Дракона,
Взглянул печально вокруг себя.
Не мог он слышать глухого стона,
Не мог быть светлым – лишь свет любя.

Он с легким сердцем, во имя Бога,*
Копье наметил и поднял щит.
Но мыслей встало так много, много,
И он, сразившись, сражен, молчит.

И конь святого своим копытом
Ударил гневно о край пути.
Сюда он прибыл путем избитым.
Куда отсюда? Куда идти?

Святой Георгий, святой Георгий,
И ты изведал свой высший час!
Пред сильным змием ты был в восторге,
Пред мертвым змием ты вдруг угас.

Ср. название драмы «In nomine Domini» (в авторском переводе – «Во имя Бога"), размер – см. здесь стих. «Я вольный ветер» и др.

Символический образ святого Георгия Победоносца, вероятно, связан у Бальмонта с крымской символикой (существует, к примеру, балаклавский монастырь св. Георгия).

* * *

Тесовый гроб, суровый грот* смертельных окончаний,
В пространстве узких тесных стен восторг былых лобзаний.

Тяжелый дух, цветы, цветы, и отцветанье тела,
Застылость чувственных красот, в которых жизнь пропела.

Безгласность губ, замкнутость глаз, недвижность ног уставших,
Но знавших пляску, быстрый бег, касанье ласки знавших.

Тесовый гроб, твой ценный клад еще прекрасен ныне,
Не сразу гаснет смелый дух померкнувших в пустыне.

Но тесный грот, твой мертвый клад в ужасность превратиться.
Чу, шорох. Вот. Безглазый взгляд. Чу, кто-то шевелится.

Ср. стих. «Ветер»,
а также (здесь же) название цикла
"Зачарованный грот».

В ПУТЬ

День меняется на вечер, коротается,
Солнце красное на Запад содвигается.
Лес зеленый на пределах стал светлей
Лес зеленый в чаще принял тьму теней.
В путь-дорогу, в путь-дорогу, в даль скитания,
Воздохнув, пошли, идут мои мечтания.
Белый лик, тесовый гроб, туман, тоска.
В путь-дорогу. В путь. Дорога далека.

ПРАЗДНИК СЖИГАНЬЯ

От колеса солнцевой колесницы
Небесный огонь долетел до людей,
Факел зажег для умов, в ореоле страстей.
От колеса солнцевой колесницы
Кто-то забросил к нам в души зарницы,
Дал нам властительность чар,
Тайну змеиных свечей,
Для созвания змей
На великий пожар,
На праздник сжиганья змеиных изношенных кож,
Чешуйчатых звений,
Когда превращается старая ложь,
И лохмотья затмений,
Во мраке ночном,
В торжествующий блеск самоцветных горений,
Тишина обращается в гром,
И пляшут, к Востоку от Запада, в небе, кругом,
К низинам отброшены вышней пучиной
Синие молнии, синие молнии, чудо раденья громовых
                                                             лучей.
Слившихся с дрожью светло-изумрудных, хмельных
                                               новизною, змеиных очей.
О, праздник змеиный!
О, звенья сплетенных,
Огнем возрожденных,
Ликующих змей!

Образ «сплетенных змей» – ср. у Лохвицкой «Магический жезл»

СБ. «ЖАР-ПТИЦА"

БОГИНЯ ГРОМОВНИЦА

Девица волшебная, богиня Громовница,
Моя полюбовница
Лежала в гробу.
И ветры весенние плакали жалостно.
И с воплями, яростно,
Играли на флейтах и дули в трубу.

Покойница юная – о, с косами русыми
И с рдяными бусами
На шее своей -
Белела застылая, словно дремотная
Купава болотная,
Что еле раскрылась среди камышей.

Девица волшебная, богиня-Громовница,
Душа-полюбовница,
Ты крепко ли спишь?
Ужели ты вновь не исполнишься силою
Пред богом Ярилою,
Не вспрянешь со смехом, разрушивши тишь?

Проснулась, проснулась ты! Я молньями рдяными
Взмахнул над туманами,
О, слава мечу!
Какая ты светлая с этими маками,
Ты мчишься над мраками,
Ворчат твои громы, рычат они. Чу!

Ср. многочисленные стихотворения Лохвицкой на тему грозы, в том числе «Колдунья»
Также обратить внимание на «русые косы», «болотную купаву», «в гробу», «маки» и т.д.

ВЕСЕЛАЯ ЗАТВОРНИЦА

Чья в бурях перебранка?
Чей шепот? Зов листа?
Веселая Веснянка
Зимою заперта.

За тридевятым царством.
Ты ждешь ее лица?
Пойди, твоим мытарствам
Не будет и конца.

Издрогнешь по дороге,
Измерзнешь ты, и все ж
Ты в зимние чертоги
К Веснянке не придешь.

Она играет в прятки,
Замкнута, сломан ключ.
И только раз ей в Святки
Дают на праздник луч.

Дают ей чудо-санки,
И в замке, на дворе,
Позволено Веснянке
Согреть снега в игре.

Но что же, в самом деле,
Потерпим мы часок.
Ты слышишь вой метели?
В нем чей-то смех и скок.

В нем чьи-то прибаутки.
Мороз грозит: «Навек!"
Ну, нет, брат, это шутки,
Придут разливы рек.

Веснянка ожидает.
Мы тоже. Знаем лед.
Смотри в окно: Уж тает.
Веснянка к нам идет!

Ср. стих. «Святочная сказка»

СБ. «ЗАРЕВО ЗОРЬ» (1908)

МИРРА

Мне чудится, что ты в одежде духов света
Витаешь где-то там – высоко над землей.
Перед тобой твоя лазурная планета
И алые вдали горят за дымной мглой.*

Ты вся была полна любви невыразимой,
Неутоленности – как Сафо оных дней.
Не может с любящим здесь слитным быть любимый
И редки встречи душ при встрече двух людей,

Но ты, певучая, с устами-лепестками,
С глазами страстными в дрожащей мгле ресниц,
Как ты умела быть нездешней между нами,
Давала ощущать крылатость вольных птиц.

Любить в любви, как ты, так странно-отрешенно,
Смешав земную страсть с сияньем сверхземным,
Лаская, быть как ты, быть любящим бездонно,
Сумел бы лишь сюда сошедший серафим.

Но, на земле живя, ты землю вся любила,
Не мертвой ты была – во сне, хоть наяву.**
Не в жизненных цепях была живая сила,
Но возле губ дрожал восторг: «Живу! Живу!"

И шествуя теперь, как дух, в лазурных долах
Волнуешь странно ты глядящий хор теней:
Ты даже там идешь с гирляндой роз веселых
И алость губ твоих в той мгле всего нежней.

1905

* Ср. стих.«Я спала и томилась во сне...»
** Ср. стих. «Спящая»

СБ. «ПТИЦЫ В ВОЗДУХЕ» (1908)

ОСЕНЬ

Осень. Мертвый простор. Углубленные грустные дали.
Завершительный ропот шуршащих листвою ветров.
Для чего не со мной ты, о друг мой, в ночах, в их печали?
Столько звезд в них сияет в предчувствии зимних снегов.

Я сижу у окна. Чуть дрожат беспокойные ставни.
И в трубе без конца, без конца – звуки чьей-то мольбы.
На лице у меня поцелуй – о, вчерашний, недавний.
По лесам и полям протянулась дорога судьбы.

Далеко, далеко по давнишней пробитой дороге,
Заливаясь, поет колокольчик*, и тройка бежит.
Старый дом опустел. Кто-то бледный стоит на пороге.
Этот плачущий – кто он? Ах, лист пожелтевший шуршит.

 Этот лист, этот лист... Он сорвался, летит, упадает...
 Бьются ветки в окно. Снова ночь. Снова день. Снова ночь.
 Не могу я терпеть. Кто же там так безумно рыдает?
 Замолчи. О, молю! Не могу, не могу я помочь.

 Это ты говоришь? Сам с собой – и себя отвергая?
 Колокольчик, вернись. С привиденьями страшно мне быть.
 О, глубокая ночь! О, холодная осень! Немая!
 Непостижность судьбы: расставаться, страдать и любить.

Колокольчик – ср. стих. «Метель»

МОЛИТВА К ЛУНЕ

О Луна, ты, взошедшая желтой и дымной над нами,
Посребрившая после свой вечно-колдующий круг,
Ты рождаешь те звоны, которые слышим глазами.
              Будь мне друг.

Я из верных твоих, из влюбленных, в любви бледнолицых,
Я подругу свою потерял за чертою пустынь*,
Где-то там, где-то там. Ты ее на туманных границах
              Не покинь.

Мы сейчас – под тобой. Мы блуждаем и молимся розно.
Мой звенящий призыв ты в ней чарами света зажги.
Приведи же ее. О, скорее! Покуда не поздно.
              Помоги.

«Лионель».
Ср. тж. прочие «лунные» стихотворения самого Бальмонта.
* Ср. образ «звезды пустыни» – заключительная строфа «Сказки о принце Измаиле, царевне Светлане и Джемали Прекрасной».

ВОЗГЛАС БОЛИ

Я возглас боли, я крик тоски.
Я камень, павший на дно реки.

Я тайный стебель подводных трав,
Я бледный облик речных купав.

Я легкий призрак меж двух миров.
Я сказка взоров. Я взгляд без слов.

Я знак заветный, и лишь со мной
Ты скажешь сердцем: «Есть мир иной».

Размер стихотворения – ср.
«Небесные огни».

ВИНО

Хорошо цветут цветы, украшая сад.
Хорошо, что в нем поспел красный виноград.
Был он красным, темным стал, синий он теперь.
Хорошо, что вход раскрыт – что закрыта дверь.

 Чрез раскрытый вход вошел жаждущий намек.
 И расцвел, и нежно цвел, между нас цветок.
 Виноград вбирал огни. Будет. Суждено.
 Счастье. Дверь скорей замкни. Будем пить вино.


Символический переход красного цвета в синий – от страсти к смерти.

ПЧЕЛА

   Пчела летит на красные цветы,
   Отсюда мед и воск и свечи.
   Пчела летит на желтые цветы,
   На темносиние. А ты, мечта, а ты,
   Какой желаешь с миром встречи?

   Пчела звенит и строит улей свой,
   Пчела принесена с Венеры.
   Свет Солнца в ней с Вечернею Звездой.
   Мечта, отяжелей, но пылью цветовой,
   Ты свет зажжешь нам, свечи веры.

Образы-символы красных, желтых и синих цветов, пчелы, планеты (Венеры), вечерный звезды.

СКРИПКА

   Скрипку слушал я вчера
   О, как звонко трепетала,
   Человечески рыдала
   Эта тонкая игра.


   В нарастающем ручье,
   Убедительном, разливном,
   Так мучительно призывном,
   Дух подобен был змее.


   Бриллиантовой змеей
   Развернул свои он звенья,
   Вовлекал в свои мученья,
   И владел моей душой.


   И пока он пел и пел,
   Увидал я, лунно-сонный,
   Как двойник мой озаренный
   Отошел в иной предел.


   Был он в море белых роз,
   С кем-то белым там встречался,
   С ярким звуком оборвался,
   И вернулся в брызгах слез.

Ср. стих. «Виолончель»
«Спящая»
«Белые розы»

УСНИ

Дымящихся светильников предсмертные огни,
Дрожащие, скользящие, последние. Усни.

Мерцающие лилии, пришедший к цели путь,
Пройденности, бездонности грозившие. Забудь.

Развязана запутанность, окончен счет с людьми,
Предсказанность безмолвия идет к тебе. Прими.

 Возьми рукой притихшею воздушный жезл свечи
 В безгласности горения сожги слова. Молчи.

Возвышенные лилии расцветом смотрят вниз,
И ждут в благоговейности последнего. Молись.

 Ни шепота, ни ропота, в зеркальном прошлом дни,
 Подходит Ночь бесслезная, вся звездная. Взгляни.


Образ-символ: лилия.

ХРУСТАЛЬНЫЙ ВОЗДУХ

Какая грусть в прозрачности Небес,
В бездонности с единственной Звездою.
Изваян, отодвинут в Вечность лес,
Удвоенный глубокою водою.

 Из края в край уходит длинный путь.
Хрустальный воздух холоден, без ласки.
 О, Май, ужель ты был когда-нибудь?
Весь мир – печаль застывшей бледной сказки.

Образ-символ: звезда.

ПРОЩАЙ

  Мне жаль. Бледнеют лепестки.
  Мне жаль. Кругом все меньше света.
  Я вижу, в зеркале реки
  Печаль в туманности одета.

  Зажглась Вечерняя Звезда,
  И сколько слез в ее мерцаньях.
  Прощай. Бездонно. Навсегда.
  Застынь звездой в своих рыданьях.

НЕ ПОГАСАЙ

 «Не погасай, – она сказала, -
  Твой свет восторг. Не погасай».
  О, нашей власти слишком мало,
  Чтоб не уйти в закатный край.

  Закат алеет нежной кровью,
  И стынет в бездне голубой.
  Не плачь, припавши к изголовью.
  Я умер, пусть. Я был с тобой.

Образ-символ закатного края. Ср. размер стих. «Перед закатом».

КОСОГОР

   Как я пришел на крутой косогор?
   Как отошел от всего?
   Лунностью полон небесный простор,
   Вольно, воздушно, мертво.

    Тихие, вечные волны морей,
    Волны морей голубых.
    Сердце, молчи, засыпай поскорей,
    В лунности песен немых.

    Свет лиловатый застывших цветов
    Зыбко слагает венцы.
    Вещая сказка молчащих волчцов,
    Мертвые дремлют волчцы.*

Образы-символы: голубые волны, «лунность».
* Волчцы – ср. «Что можем мы в своем бессилии».

* * *

   Мы уйдем на закате багряного дня
   В наш наполненный птичьими криками сад.
   Слушай их, меж ветвей. Или слушай меня.
   Я с тобой говорю — как они говорят.

   Миновала зима. И в воздушность маня,
   Это — сердце душе говорит через взгляд.
   Эти птицы поют о дрожаньях Огня.
   Их понять торопись. Пропоют, улетят.

Стихотворный размер – четырехстопный анапест, многократно повторяющийся в перекличке.
Символический образ сада – ср. стих. «Утренний гимн».

ДВАЖДЫ РОЖДЕННЫЕ

   Мы вольные птицы, мы дважды рожденные,
        Для жизни, и жизни живой.
   Мы были во тьме, от Небес огражденные,
        В молчаньи, в тюрьме круговой.

   Мы были как бы в саркофагной овальности,
        Все то же, все то же, все то ж.
   Но вот всколыхнулась безгласность печальности,
        Живу я — мой друг — ты живешь.

   Мы пьяность, мы птицы, мы дважды рожденные,
        Нам крылья, нам крылья даны.
   Как жутко умчаться в провалы бездонные,
        Как странно глядеть с вышины.

Образы-символы: птицы, саркофаг.

СТИХ ВЕНЧАЛЬНЫЙ

   Я с мечтою обручился и венчальный стих пою,
   Звезды ясные, сойдите в чашу брачную мою.

   Сладко грезе светлой спится далеко от тьмы земной,
   Там, где звездный куст огнится многоцветной пеленой.

   Куст восходит, возрастает, обнимает все миры,
   Слышны песни от равнины, слышны громы от горы.

   Жар-цветы и цвет-узоры смотрят вниз с ветвей куста,
   Светом помыслы одеты, в звездных ризах Красота.

   Бриллиантовою пылью осыпается жар-цвет,
   Манит душу к изобилью сказка огненных примет.

   Искры, жгите, вейтесь, нити, плющ, змеись по Бытию,
   Звезды ясные, сойдите в чашу брачную мою.

Стихотворный размер – восьмистопный хорей – один из излюбленных размеров стихотворной переклички.

ЦВЕТНАЯ ПЕРЕВЯЗЬ

   Мы недаром повстречались в грозовую ночь,
   И дождались, чтобы сумрак удалился прочь.
   Мы сумеем, как сумели, быть всегда вдвоем,
   И в разлуке будем вместе в ярком сне своем.

   Мы сплетем, один к другому, серебристый мост,
   Мы от Запада к Востоку бросим брызги звезд.
   Мы над Морем, полным темных вражеских чудес,
   Перебросим семицветно радугу Небес.

   Мы расцветшими цветами поглядим в лазурь,
   И лазурь дохнет ответно дуновеньем бурь.
   Мы красиво уберемся в бриллианты гроз,
   Хороши цветные камни в темноте волос.

Символические образы: гроза, лазурь.

ЛЮБ-ТРАВА

                         На что ж тебе люб-трава?
                    — Чтобы девушки любили.
                                     Народная песня

   На опушке, вдоль межи,
   Ты, душа, поворожи.
   Лес и поле осмотри,
   Три цветка скорей бери.

   Завязавши три узла,
   Вижу я: Заря — светла.
   И срываю я цветок,
   Первый, синий василек*.

   И тая в душе завет.
   Я срываю маков цвет**.
   И твердя любви слова,
   Вижу третий: люб-трава.

   Вижу, вижу, и зову: —
   Сердце, рви же люб-траву.
   Но душа едва жива:
   Опьянила люб-трава.

   Все цветы я рвал, спеша,
   И смела была душа.
   Только тут минуту длю:—
   Слишком люб-траву люблю.

   Как сорвал я василек,
   Было просто невдомек.
   И не спрашивал я, нет,
   Как сорвать мне маков цвет.

   А уж эту люб-траву
   Как же, как же я сорву?
   Сердце, знак! Отдай скорей
   Люб-траву — любви моей!

Стихотворный размер – четырехстопный хорей с мужскими окончаниями, излюбленный размер переклички.
* василек – ср. стих. «Во ржи».
** мак – см., например. «Я видела пчелу. Отставшая от роя...».

ТЫ ДАЛЕКО

   Ты далеко, но говоришь со мной,
   В чужих краях, но мы с тобою близки
   Так не сумеет, в час ночной,
   Араб быть близким к одалиске
   Цветочный сон! Кто там идет, спеша?
   Какая мысль сейчас волнует!
   Твоя освобожденная душа
   Меня целует.

Рифма «близки/одалиски» – ср. стих. «Напрасно спущенные сторы».

СОЛНЕЧНИК

Июнь, Июль, и Август — три месяца мои,
Я в пьянственности Солнца, среди родной семьи.

Среди стеблей, деревьев, колосьев, и цветов,
В незнании полнейшем, что есть возможность льдов.

В прозрачности Апреля, влюбленный в ласки Лель,
Для песни сладкогласной измыслил я свирель.

Я с Ладой забавлялся во весь цветистый Май,
К Июньским изумрудам ушел — и спел: «Прощай».

И Лада затерялась, но долго меж ветвей
Кукушка куковала о нежности моей.

Но жалобы — в возвратность вернут ли беглеца?
И жаворонки Солнца звенели без конца.

Заслушавшись их песен. Июнь я примечтал,
Очнулся лишь, заметив какой-то цветик ал.

Гляжу ну, да, гвоздики Июльские цветут,
Багряностью покрылся Июньский изумруд.

И меж колосьев желтых зарделись огоньки,
То пламенные маки, и с ними васильки.

Тепло так было, жарко, высок был небосвод.
Ну, кто это сказал мне, что есть на свете лед?

Не может быть, безумно, о, цветики, зачем?
В цветеньи и влюбленьи так лучезарно всем.

Цветет Земля и Небо, поет Любовь, горя,
И я с своей свирелью дождался Сентября.

Он золотом венчает, качает он листы,
Качая, расцвечает, баюкает мечты.

И спать мне захотелось, альков мой — небосклон,
Я тихо погружаюсь в свой золотистый сон.

Как девушки снимают пред сном цветистость бус,
Я цветиков касаюсь. «Я снова к вам вернусь».

Июнь, Июль, и Август, я в сладком забытьи.
Прощайте — до Апреля — любимые мои.

Образы-символы: изумруд, маки, васильки.

ПТИЦА МЕСТИ

   Если ты врага имеешь,
   Раз захочешь, так убей,
   Если можешь, если смеешь.
   Угоди душе своей.
   Но заметь, что в крови красной —
   Волхвованье из нее,
   Только брызнет, дух неясный
   Воскрылится — птицей — властной
   Изменить в тебе — твое.

   Эта птица, вкруг могилы
   Умерщвленного врага,
   Будет виться, станешь хилый,
   Жизнь не будет дорога.
   Труп сокроют, труп схоронят,
   Птица будет петь и петь,
   Крик ее в тебе застонет,
   Ты пойдешь, она нагонит,
   Месть заставит — умереть.

ДВОЙСТВЕННЫЙ ЧАС

   В вечерней ясности молчанья
   Какое тайное влиянье
   Влечет мой дух в иной предел?
   То час прощанья и свиданья,
   То ангел звуков пролетел.

   Весь гул оконченного пира
   Отобразила арфа-лира
   Преображенных облаков.
   В душе существ, и в безднах Мира,
   Качнулись сонмы тайных слов.

   И свет со тьмой, и тьма со светом
   Слились, как слита осень с летом,
   Как слита с воздухом вода.
   И в высоте, немым приветом,
   Зажглась Вечерняя Звезда.

Образ-символ: вечерняя звезда.

НЕ ВЕРНУВШИЙСЯ

«Я вернусь к вам потом. Я вернусь к вам с Царевной».
Так молил я своих на своем корабле.
«Отпустите меня».— Но с угрюмостью гневной
Мне твердили они о добре и о зле.

Упадала в мой слух их ворчня однозвучно.—
«Что ж, мы будем, здесь слушать морской этот гул?» —
И мне стало меж ними так скучно, так скучно,
Что я прыг с корабля их, и вот, утонул.

О, счастливый прыжок! Ты навеки избавил
Человека Земли, но с морскою душой.
В тесноте корабля я своих там оставил,
И с тобой я, Морская Царевна, я твой.

День и ночь хороводы нам водят ундины,
Аметисты в глазах у Морского Царя,
Головой он тряхнет,— и иные картины,
Утро нашей Земли, дней последних Заря.

Сказки рыбок морских так безгласно-напевны,
Точно души проходят, дрожа по струнам.
И мечтать на груди у тебя, у Царевны,—
О, товарищи дней, не вернуться мне к вам!

Я вам честно солгал, не зовите изменным,
Но настолько все странно в морской глубине,
Так желанно все здесь, в этом мире беспенном,
Что не нужно объятия братского мне.

Да и вам не понять, верховзорньм, оттуда,
Как узывны здесь краски и сны и цветы.—
О, Царевна морей, им ты чуждое чудо,
Мне же там только мир, где глубины и ты.

Ср. стих. «На дне океана».

СБ. ЗЕЛЕНЫЙ ВЕРТОГРАД (1909)

АНГЕЛ ВСТРЕЧ

Во зеленом саду, в сновиденной мечте,
Птица райская поет на превышней высоте,
Птица райская велит быть в любовной чистоте.

Говорит она про наш неокованный закон,
Говорит она, поет, что раскрылся Небосклон,
И как будто бы звонит, и узывчив этот звон.

На престоле, в высоте, светлый Ангел наших встреч,
В золоту трубит трубу, золотой он держит меч,
Воссиянием своим он ведет с очами речь.

Посылает он лучи на зеленые луга,
Он велит волнам морским восходить на берега,
Он велит волнам морским оставлять там жемчуга.

Он сияет для очей ярче Утренней Звезды,
Он дает тепло лучей для продольной борозды,
В изумруды и в рубин* одевает он сады.

Птица райская поет, и трубит огонь-труба,
Говорит, что мир широк и окончена борьба,
Что любиться и любить – то вершинная судьба.

* Ср. стих. «Волшебное кольцо».
Ср. также стих. Бунина «Потерянный рай».

БРАТ С СЕСТРОЙ

Брат, над лугом ты трубишь
В свою золотую трубу.
Если меня ты любишь,
Скажи мне мою судьбу.
— Быть тебе вечно со мною,
И всегда быть белой, сестра.
Тебе уготован Луною
Путь серебра.
Если в часах – ты минуты
Захочешь, минуты одной,
На горы пойдешь ты круты,
В замок, где сон ледяной.
Если в минуте-минутней,
Воздушней захочешь быть,
Я буду с весною и с лютней,
И тебя научу любить.
Если ты птиц захочешь,
Голубей тебе дам, лебедей.
Если наряд свой омочишь,
Это брызги небесных дождей.
Если цветов захочешь,
Я тебе ландыш найду.
— Брат, ты нежно пророчишь,
А если я к Солнцу пойду?
— Если ты не боишься жгучих
Праздников вешней игры,
Иди, на превыспренних кручах
Я тебе приготовил шатры.
— Я белая, так, я белее,
Чем лилия тихих вод.
Но ты золотишься, и, рдея,
Поешь, твой голос зовет.
— Я зову на высокие выси,
Я зову до исподних глубин.
Я огонь в вековом кипарисе,
Я в пещерах полночных рубин.
— Зачем же тебе золотое,
Скажи, а белое – мне?
— Чтоб быть нам счастливее вдвое,
Чтобы Солнце сияло – Луне.

Множественные аллюзии (брат, сестра, серебряный путь, луна, замок, голуби, лебеди, ландыш, лилия, высота, солнце)

К ДЕВЕ МАРИИ

Дева Мария,
Море-Стихия,
Чистая совесть-душа.
Будешь ли с нами?
Будь с голубями,
Ты как рассвет хороша.

С огненной хотью,
С Марфою-плотью
Много нам было хлопот.
Дева Мария,
В областях Змия,
Светишь ты в пропасти вод.

Марфу не кинем,
Мы не остынем,
Рдяность мы любим всегда.
Деве Марии
То не впервые,
Знает, горит как Звезда.

Светит с зарею,
С жаркой сестрою
Век нераздельна она.
Дня ожидает,
Видит, и тает,
Будет – как будет нужна.

Днем истомимся,
Днем запылимся,
Вечер нас будет пугать.
Тут-то нас встретит,
Тут нас приветит
Нежная юная Мать.

Будет лелеять,
Будет нам веять
Сном над глубокой водой.
Пристанью станет,
Жемчугом глянет,
Яркой Вечерней Звездой.

Матерь и Дева,
В вихре напева
Мы погружаемся в Ночь.
Дева Мария,
Море-Стихия,
Тихого, Вечного Дочь.

Множественные аллюзии (Мария, вечерняя звезда, раздвоенность героини (бесстрастная Мария и страстная Марфа)

КРУТОЙ БЕРЕЖОК

Хорошо ль вы, братцы, почивали,
Хорошо ль вы спали, ночевали?
Я-то добрый молодец, хоть спал,
Только плохо сердцем почивал.
Снилось мне, что бережком я красным
По крутым местам пошел опасным,
Был мне люб тот красный бережок,
Как он крут, мне было невдомек.
Загулялся я, и оступился,
Бережок тот красный обвалился.
Оступился левой ногой,
Ухватился правою рукой
Я за древо крепкое, кручину,
И держу, и древо не покину.
Так вот здесь, над быстрою водой,
Весь свой век скончаю молодой.

Символический красный цвет, за которым следуют «обвал» и «кручина».

ДУХ ВРАЧУЮЩИЙ

Отошла за крайность мира молнегромная гроза,
Над омытым изумрудом просияла бирюза,
И невысказанным чудом у тебя горят глаза.

Темный лес с бродящим зверем* словно в сказку отступил,
Сад чудес, высокий терем, пересвет небесных сил,
В Бога верим иль не верим, Он в нас верит, не забыл.

Обручил с душою душу Дух Врачующий, Господь,
Обвенчал с водою сушу, чтоб ступала твердо плоть,
Хлеб всемирный не разрушу, хоть возьму себе ломоть.

Стало сном, что было ядом, даль вселенская чиста,
Мы проходим в терем садом, нет врага в тени куста,
Над зеленым Вертоградом веселится высота.

Ср. стих. «Лесной сон».
Образ сада, терема, изумруд, переходящий в «голубой расцвет"
Стихотворный размер – ср., например, стих. «Сказки и жизнь».

СБ. «БЕЛЫЙ ЗОДЧИЙ» (1914)

ПАМЯТНИК

Базальтовые горы
В мерцанье черноты,
Зеленые узоры
И красные цветы.

Поля застывшей лавы,
Колонны прошлых лет,
Замкнувшийся в октавы
Перекипевший бред.

Здесь кратеры шутили
Над синею волной,
Здесь памятник их силе,
Когда-то столь шальной,

Потухшие вулканы,
И в них озера спят,
По ним ползут лианы,
И пляшет водопад.

Зеленый и красный цвет:
Ср. стих. «Волшебное кольцо».
Использование ключевого выражения «красные цветы». Ср. стих. самого Бальмонта Тринадцатого мая
"Синяя волна» также вписывается в символику цветов (см. драму «Три расцвета")

ЗАКЛЯТЫЕ

"Царевич, Царевич, ты спишь?"
"Проснуться нельзя мне, Царевна».
И снова жестокая тишь,
Лишь вьюга проносится гневно.

Безумствует там, за окном,
Пред сказочно-древним чертогом,
Где призраки скованы сном,
Где дверь замерла над порогом.

Семь страшных ночей круговых,
Как семь жерновов онемелых,
Сложились в колдующий стих,
Над миром безгласностей белых.

Решили они задавить
Возможность листков и расцвета.
Прядется и крутится нить,
И может лишь грезиться лето.

Зловещие пряхи ворчат,
Их прялки рождают метели.
Молчат, неживые, молчат
Листы в их сковавшей постели.

А в древнем чертоге, вдвоем,
Царевич с Царевной заснули,
И грезят, овеяны сном,
О страстном, о жарком Июле.

Как будто в глубокой воде,
В их мыслях светло и печально.
Цветок наклонился к звезде,
Глубинность ответа зеркальна.

И только порою, порой,
Как будто бы луч улыбнется,
И сонная с сонной душой
В вопросе-ответе сольется.

"Ты спишь, мой Царевич?» – «Я сплю».
Тень слов возникает напевно.
"Я сплю, но тебя я люблю».
"Я жду», отвечает Царевна.

Ср. стих. «В саркофаге».

КОЛЬЦО

Она, умирая, закрыла лицо,
И стала, как вьюга, бела,
И с левой руки золотое кольцо
С живым изумрудом сняла,
с белой руки роковое кольцо
Она мне, вздохнув, отдала.

"Возьми, – мне сказала. – И если когда
Другую возьмешь ты жену,
Смотри, чтоб была хороша, молода,
Чтоб в дом с ней впустил ты весну,
Оттуда я счастье увижу тогда,
Проснусь, улыбнусь и засну.

будешь ты счастлив. Но помни одно:
Чтоб впору кольцо было ей.
Так нужно, так должно и так суждено.
Ищи от морей до морей.
Хоть в море спустись ты на самое дно.
Прощай... Ухожу... Не жалей..."

Она умерла, холодна и бледна,
Как будто закутана в снег,
Как будто волна, что бежала, ясна,
О жесткий разбилася брег,
И вот вся застыла, зиме предана,
Средь льдяных серебряных нег.

Бывает, что вдовый останется вдов,
Бывает – зачахнет вдовец
Иль просто пребудет один и суров,
Да придет – в час должный – конец,
Но я был рожден для любви и цветов,
Я весь – в расцветанье сердец.

И вот, хоть мечтой я любил и ласкал
— Увядшее в Прошлом лицо,
Я все же по миру ходил и искал,
Кому бы отдать мне кольцо,
ходил я в лачуги и в царственный зал,
Узнал не одно я крыльцо.

И видел я много чарующих рук
С лилейностью тонких перстов,
И лютня любви свой серебряный звук
Роняла мне в звоны часов,
Но верной стрелой не отметил мне лук,
Где свадебный новый покров.

Цветочные стрелы вонзались в сердца,
И губы как розы цвели,
Но пальца не мог я найти для кольца,
Хоть многие сердце прожгли,
И я уходил от любви без конца,
И близкое было вдали.

И близкое болью горело вдали.
И где же бряцанье кадил?
Уж сроки мне в сердце золу принесли,
Уж много я знаю могил.
Иль бросить кольцо мне? Да будет в пыли.
И вот я кольцо уронил.

И только упал золотой изумруд,
Ушло все томление прочь,
И вижу, желанная близко, вот тут,
Нас в звезды окутала ночь,
И я не узнал меж медвяных минут,
Что это родимая дочь*.

Когда же, с зарею, жар-птица, светла,
Снесла золотое яйцо,
Земля в изумруды одета была,
Но глянуло мертвым лицо
Той новой, которая ночью нашла,
Что впору пришлось ей кольцо.

Ср. стих. «Волшебное кольцо».
Назвав дочь Миррой, Бальмонт сделал это не просто «в честь» или «в память» Лохвицкой – он влагал в это некий более серьезный «воскрешающий» смысл.

СБ. СОНЕТЫ СОЛНЦА, МЕДА И ЛУНЫ (1917)

БРОНЗОВКА

У бронзовки, горячего жука,
Блестящего в дни майского горенья,
Полдневней, чем у майских, власть влюбленья,
И цвет зеленых крыл – как лист цветка.

В нем краска изумруда глубока,
С игрою золотого оттененья.
Здесь Солнцем и Землею завлеченье,
Здесь долгая влюбленность в свет листка.

Сознание гармонии окраски,
Упорно ощущаемое тем,
Кто пламенно живет, хоть с виду нем.

Внушаемость теченьем общей сказки.
Так у детей горят как звезды глазки: -
Ведь дух детей открыт созвездьям всем.

Символика «изумруда и рубина» – ср. стих. «Волшебное кольцо».
"теченье общей сказки» (!) – как еще назвать эту стихотворную перекличку?
Ср. название рассказа Тэффи «Майский жук», в котором преломилась трагическая судьба сына Лохвицкой Измаила.

СБ. «ДАР ЗЕМЛЕ» (1921)

МИНУТА

Хороша эта женщина в майском закате,
	Шелковистые пряди волос в ветерке,
И горенье желанья в цветах, в аромате,
	И далекая песня гребца на реке.

Хороша эта дикая, вольная воля;
	Протянулась рука, прикоснулась рука,
И сковала двоих – на мгновенье, не боле, -
	Та минута любви, что продлится века.

Стихотворение перекликается со стих.«Вальс» (2).

СБ. «МАРЕВО» (1922)

В СИНЕМ ХРАМЕ

И снова осень с чарой листьев ржавых,
Румяных, алых, желтых, золотых,
Немая синь озер, их вод густых,
Проворный свист и взлет синиц в дубравах.

Верблюжьи горы облак величавых,*
Увядшая лазурь небес литых,
Весь кругоем, размерность черт крутых,
Взнесенный свод, ночами в звездных славах.

Кто грезой изумрудно-голубой
Упился в летний день, тоскует ночью.
Все прошлое встает пред ним воочью.

В потоке Млечном тихий бьет прибой.
И стыну я, припавши к средоточью,
Чрез мглу разлук, любимая, с тобой.

1 октября 1920
Париж
* Ср. стих. «Восточные облака».
"Синий храм» отсылает к «голубому расцвету».
Можно также обратить внимание на цветовую гамму осенних листьев ("румяных, алых, желтых, золотых» – иными словами «красных и золотых")

СНЫ

Закрыв глаза, я вижу сон,
Там все не так, там все другое,
Иным исполнен небосклон,
Иное, глубже, дно морское.

Я прохожу по тем местам,
Где никогда я не бываю,
Но сонно помню – был уж там,
Иду по туче прямо к краю.

Рожденье молний вижу я,
Преображенье молний в звуки,
И вновь любимая моя
Ко мне протягивает руки.

Я понимаю, почему
В ее глазах такая мука,
Мне видно, только одному,
Что значит самый всклик – разлука.

В желанном платье, что на ней,
В одной, едва заметной, складке
Вся тайна мира, сказка дней,
Невыразимые загадки.

Я в ярком свете подхожу,
Сейчас исчезнет вся забота.
Но бесконечную межу
Передо мной раскинул кто-то.

Желанной нет. Безбрежность нив.
Лишь василек один, мерцая,
Поет чрез золотой разлив
Там, где была моя родная.
31 декабря

Ср. стих. «Во ржи»
Другие символы: морское дно, гроза, вполне красноречивое «преображенье молний в звуки».

ПОЕДИНОК

Долго я лежу на льду зеркальном,
Меряю терпением своим,
Что сильнее в сне многострадальном,
Мой ли жар иль холод-нелюдим.

Льдяный холод ночи предполярной,
Острый ветер, бьющий снежной мглой.
Но, как душный дух избы угарной,
Я упрям и весь в мечте былой.

Думаю на льду о том горенье,
Что зажгло меня в веках костром,
Выявилось в страсти, в звонком пенье,
Сделало напев мой серебром.

Велика пустыня ледяная,
Никого со мною в зорком сне.
Только там, средь звезд, одна, родная,
Говорит со мною в вышине.

Та звезда, что двигаться не хочет *,
Предоставя всем свершать круги,
В поединке мне победу прочит
И велит мне: «Сердце сбереги».

И, внимая тайным алым пляскам,
Что во мне свершаются внутри,
К синим льдам, как в царстве топей вязком,
Пригвожден, хоть стыну, жду зари.

Ходит ветер. Холит вьюгу, лютый.
Льды хрустят. Но вышний воздух тих.
Я считаю годы и минуты
И звезде слагаю мерный стих.

10 сентября

(обратить внимание на дату – 28 августа по старому стилю, т.е. на следующий день после годовщины смерти Лохвицкой).
* Ср. у Лохвицкой в драме «На пути к Востоку":

Я – та звезда, что светит неизменно,
Всегда чиста, незыблемо спокойна,
Как первой ночью от созданья мира,
Зажженная над вечностью немой.

СБ. В РАЗДВИНУТОЙ ДАЛИ (1929)

ТРИНАДЦАТЬ

		Леониду Тульпе
В тайге, где дико все и хмуро,
Я видел раз на утре дней,
Над быстрым зеркалом Амура,
Тринадцать белых лебедей.

О нет, их не тринадцать было,
Их было ровно двадцать шесть.*
Когда небесная есть сила,
И зеркало земное есть.

Все первого сопровождая,
И соблюдая свой черед,
Свершала дружная их стая
Свой торжествующий полет.

Тринадцать цепью белокрылой
Летело в синей вышине,
Тринадцать белокрылых плыло
На сребровлажной быстрине.

Так два стремленья в крае диком
Умчались с кликом в даль и ширь,
А солнце в пламени великом
Озолотило всю Сибирь...

Теперь, когда навек окончен
Мой жизненный июльский зной,
Я четко знаю, как утончен
Летящих душ полет двойной.**

* О символике 13 и 26 – ср. здесь же стих. «Тринадцатого мая» и примечания к циклу «Зачарованный грот».

**Ср. стих. «Посмотри, блестя крылами...»

ЛЕТУЧИЙ ДОЖДЬ

Летучий дождь раздробными струями
Ударил вкось по крыше, по стенам.
— Довольна ли ты прошлыми годами,
И что ты видишь сердцем – в синем Там?

Горит свеча. Пустынный дом, тоскуя,
Весь замкнут в лике – Больше Никогда.
— Ах, в полночь об одном лишь вспомяну я,
Что мало целовал тебя тогда.

Ср. стих. «Восковая свеча»

БЕЛЫЙ ЛУЧ

Сквозь зелень сосен на красной крыше
Желтеет нежно закатный свет.
И глухо-глуше, и тихо-тише
Доходит шепот минувших лет.

Все тише-тише и все яснее
Я слышу вздохи родных теней.
За синим морем цветет лилея,
За дальней далью я буду с ней.

Совсем погаснуть, чтоб нам быть вместе,
Совсем увянуть, как свет зари.
Хочу я к Белой моей Невесте,
Мой час закатный, скорей сгори.

И вот восходит звезда морская,
Маяк вечерних, маяк ночных.
Я сплю. Как чутко. И ты – живая,
И я, весь белый, с тобою тих.


Последний отклик на стих.«В саркофаге».

ГАЗЕЛЬ

                                  Ты видал ли ту, чей взор есть взор газели,
                                  Кто идет, как лебедь стройная плывет?

                                                                    Калидаса

  Каждый новый день с передвиженьем тени
  Молча шепчет мне, что я люблю тебя.
  Мы живем в тревоге вечных изменений,
 Я – как ночь подходит, вновь одну любя.
  Может ли что быть утонченно-прекрасней?
 Ты идешь, – как лебедь озером плывет.
 Ты – волшебный дух, что явлен древней басней,
 Ты была пчелой, с цветов сбиравшей мед.
  Золотой была осою тонкостанной,
  Что в воздушном лёте златопчел стройней,
  Образы являла пляски ты нежданной,
  Песнею была, что песен всех нежней.
  Ты, как свечи леса, взорами газели,
  Зажигала страстью нежные глаза,
  И лесные духи на лесной свирели
  Чаровали бурю, и неслась гроза.
  Но, испивши зорь с передвиженьем тени,
  Ты мою любовь хотела испытать,
  Сделалась тюльпаном – взор искал олений, -
  И тебя – как лань – в лесу нашел опять.
  Что сравнить дерзнешь с газелью длинноокой?
  Тонкие, быть может, грезу – миндали?
  Но ресницам, тени взоров нежноокой
  Я искал сравнений – мысли не нашли.
  Потому всегда, с передвиженьем тени,
  Где бы ни был я, с тобой я сердцем вновь,
  Страстная меж страстных, в таинствах пленений,
  Ты моя одна – бессмертная любовь!

  1936. 16 сентября. Тишина

Ср. размер стихотворения:
«Отрава мира».
Тот же размер употреблен самим Бальмонтом в стихотворении Sin miedo
Однако характерно, что для Игоря-Северянина тот же размер ассоциируется с Лохвицкой, поэтому использован в стихотворении, посвященном ее памяти:
«Угасала тихо, угасала ясно…»
Ср. тж. ключевые образы, встречающиеся в поэзии Лохвицкой: лебедь, пчела, гроза, выражение «бессмертная любовь».


Впрочем, «газель» и «лань» могут указывать и на Е.А. Андрееву-Бальмонт.

ГЛАГОЛЬНЫЕ РИФМЫ

Ко мне плясунья двигалась, качаясь,
Я был на океанском берегу.
— Глагольных рифм избегнуть не могу!-
Волна взрастала, солнцем расцвечаясь,

Своей внезапной выдумкой венчаясь,
Она росла, как травы на лугу,
И вдруг дробилась в инее, в снегу,
В паденье легкой пеной истончаясь.

"Хотела б я быть рифмою твоей!"*-
Мне Лохвицкая Мирра прошептала.
О, рифмы есть различного закала,

И я клянусь всей звонкостью морей:
В глагольных рифмах сладости немало,
Коль рифма рифму вдруг поцеловала.

* Ср. стих. «Поэту»

Поэтические отголоскиКонстантин Бальмонт

СОДЕРЖАНИЕ:

ЭДГАР ПОАННАБЕЛЬ ЛИ(Пер. К. Бальмонта)

СБ. «В БЕЗБРЕЖНОСТИ"

* * *

Сб. «ТИШИНА» (1898)<Из цикла «МЕРТВЫЕ КОРАБЛИ">

<Из цикла «СНЕЖНЫЕ ЦВЕТЫ">

* * *

БЕЛЫЙ ЛЕБЕДЬ

Цикл «В ДЫМКЕ НЕЖНО-ЗОЛОТОЙ"

1. Я ЗНАЛ

2. НЕМАЯ ТЕНЬ

3. ОДНОДНЕВКА

4. ИЗ-ЗА ДАЛЬНИХ МОРЕЙ

5. НЕТ И НЕ БУДЕТ

6. ДО ПОСЛЕДНЕГО ДНЯ

В ПРОСТРАНСТВАХ ЭФИРА

КРЫМСКАЯ КАРТИНКА

АМАРИЛЛИС

ЗИМНИЙ ЛАНДЫШ

Сб. «ГОРЯЩИЕ ЗДАНИЯ» (1900)

<ИЗ ЦИКЛА «ОТСВЕТЫ ЗАРЕВА">

КРАСНЫЙ ЦВЕТ

* * *

<ИЗ ЦИКЛА «АНГЕЛЫ ОПАЛЬНЫЕ">

* * *

* * *

СРЕДИ КАМНЕЙ

БЕЛЛАДОННА

ЧАРЫ МЕСЯЦА

Медленные строки

<ИЗ ЦИКЛА «ВОЗЛЕ ДЫМА И ОГНЯ">

* * *

СТРАНА НЕВОЛИ

ВЕНЧАНИЕ

ОТТУДА

ЛУНА

ВЕРШИНЫ

СБ."БУДЕМ КАК СОЛНЦЕ» (1903)

* * *

* * *

ВОЛЯ

SIN MIEDO

ИЗ ЦИКЛА «ТРИЛИСТНИК"

НА РАЗНЫХ ЯЗЫКАХ

ЦИКЛ «ЗАЧАРОВАННЫЙ ГРОТ"

1. * * *

2. * * *

3. ОТПАДЕНИЯ

4. МОЕ ПРИКОСНОВЕНЬЕ

5. * * *

6. УТРЕННИК

7. * * *

8. АРУМ

9. ХОТЬ РАЗ

10. АНИТА

11. СЛИЯНИЕ

12. РУСАЛКА

13. * * *

14. КОЛДУНЬЯ ВЛЮБЛЕННАЯ

15. ИГРАЮЩЕЙ В ИГРЫ ЛЮБОВНЫЕ

16. НЕРЕИДА

17. * * *

18. * * *

19. ХОЧУ

20. * * *

21. ПЕНЬЕ РУЧЬЯ

22. * * *

23. ВЕСЕЛЫЙ ДОЖДЬ

24. * * *

25. * * *

26. * * *

<ИЗ ЦИКЛА «DANSES MACABRES">

КОСТРЫ

ТАЙНА ГОРБУНА

НЕРАЗЛУЧИМЫЕ

ГОЛОС ДЬЯВОЛА

СБ. «ТОЛЬКО ЛЮБОВЬ» (1903)

К ЕЛЕНЕ

ПЕЧАЛЬ ЛУНЫ

Поэтические отголоски
Константин Бальмонт

ЭДГАР ПО
АННАБЕЛЬ ЛИ
(Пер. К. Бальмонта)

Сб. «ТИШИНА» (1898)
<Из цикла «МЕРТВЫЕ КОРАБЛИ">